Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре художнику Василю Лопате звонят из Нацбанка Украины: говорят, что ситуация изменилась, теперь можно рисовать Мазепу — он будет изображен на купюре в 10 гривен.
Родина, пьяная или трезвая
В конце сентября 1991 года Леонид Кравчук летит в Америку — впервые как глава независимой, хоть еще и не признанной таковой Украины. Он знает, что президент Буш максимально настороженно относится к идее распада Советского Союза и предпочел бы сохранить централизованное государство с Горбачевым во главе. Кравчуку надо как-то убедить его, что пора устанавливать отношения с Киевом напрямую. В ходе встречи глава украинского парламента разыгрывает хитрый сценарий. Он не просит о признании независимости, отмечая, что этот вопрос поднимет только после референдума, намеченного в его стране на 1 декабря. Но он просит об экономической помощи, поскольку все, что Вашингтоном централизованно отправляется в Москву, до Украины не доходит. Еще он уточняет, что Украине не нужно продовольствие — его хватает, нужны финансы и новые технологии, которые могли бы сделать промышленность страны конкурентоспособной. Буш колеблется, поскольку все еще склонен иметь дело с Москвой. И тогда Кравчук заявляет, что Киев согласен отказаться от ядерного статуса: мол, пусть все советское атомное оружие останется только в России. И это очень радует и успокаивает Буша.
СССР после августовского путча стремительно распадается: даже правительство Советского Союза больше не функционирует, его полномочия переданы республикам. Происходящее, конечно, становится предметом для шуток в КВН. Осенью в первом полуфинале 1991 года встречаются команды из стремящегося к украинской независимости Львова и Екатеринбурга, родного города российского президента Бориса Ельцина. Зрителям известно, что Ельцин очень любит КВН и болеет за земляков — годом раньше он даже приходил в зал поддержать их.
Обе команды шутят про беспомощность членов ГКЧП и про разваливающийся Советский Союз, но музыкальный номер в исполнении команды из Екатеринбурга вызывает скандал. На музыку гимна СССР положен текст, половина которого — это слова советского гимна, а другая половина — слегка измененные строки стихотворения русского поэта Николая Некрасова из советской школьной программы. Совмещенные, они порождают шедевр абсурда:
Однажды в студеную зимнюю пору
Сплотила навеки великая Русь.
Гляжу, поднимается медленно в гору
Великий могучий Советский Союз.
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И вот нам ведет под уздцы мужичок,
На правое дело он поднял народы,
В больших рукавицах, а сам с ноготок.
Откуда дровишки идей коммунизма?
Уж больно ты грозен, как я погляжу,
И красное знамя советской отчизны
Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.
Славься, отечество наше свободное,
Славной отчизны большая семья,
Партия Ленина, сила народная,
Всего мужиков в ней: отец мой да я.
В лесу раздавался топор дровосека,
Дружбы народов надежный оплот,
Семья-то большая, да два человека,
Нас к торжеству коммунизма ведет.
Зал в восторге. Цензуры на советском телевидении уже нет, а судьи — популярные актеры, режиссеры и журналисты исключительно демократического толка. Тем не менее даже они шокированы подобной смелостью. Почти все ставят екатеринбургской команде два балла из пяти возможных. Слово берет руководитель российского телевидения, назначенный Ельциным Анатолий Лысенко, и говорит, что у американцев есть очень важный принцип: «Моя страна неправа, но это моя страна». Команда из Екатеринбурга проигрывает полуфинал, а куда менее вызывающие украинцы из Львова побеждают.
Удивительно, но в 2022 году российская пропаганда будет часто использовать этот слоган, процитированный Лысенко, чтобы доказать недопустимость критики войны против Украины.
Впервые фразу «Права она или нет, но это моя страна» («My country, right or wrong») произнес американец Стивен Декатур в 1816 году — и первоначально это был тост. Потом лозунг стал символом английского ура-патриотизма — джингоизма. Честертон высмеивал эту фразу, говоря, что «Права она или нет, но это моя страна» — это все равно что «Моя мать, пьяная или трезвая».
Независимость на тарелочке
1 декабря в Украине одновременно проходят выборы президента и референдум о независимости.
Это уже второй референдум за год, но после путча все по-другому, теперь уже Леонид Кравчук формулирует вопрос для референдума: «Подтверждаете ли вы Акт провозглашения независимости Украины?» Уточнения о выходе из состава Советского Союза нет, поскольку, по мнению Кравчука, подобное предложение набрало бы значительно меньше голосов. Зато идея независимости сама по себе максимально популярна. И действительно, 90% голосуют за.
На президентских выборах недавний коммунист — теперь уже антикоммунист — Леонид Кравчук набирает 61,6% в первом туре, победив диссидентов: лидера Руха Вячеслава Черновола и Левко Лукьяненко. Сразу после референдума иностранные государства, например Польша и Канада, начинают признавать Украину независимым государством. Но Советский Союз де-юре еще существует — неясно, что с ним делать.
Леонид Кравчук летит в Минск по приглашению председателя белорусского Верховного совета Станислава Шушкевича. Одновременно Ельцин приезжает в Беларусь с государственным визитом. Они еще в начале осени договаривались при случае встретиться и обсудить ситуацию втроем без президента СССР Горбачева. Российская делегация в Минске договаривается с премьер-министром Беларуси Вячеславом Кебичем о нефте- и газоснабжении, а Шушкевич тем временем зовет Кравчука в национальный парк Беловежская Пуща и предлагает: «Леонид Макарович, пока Ельцин задерживается, давайте съездим на охоту».
Посреди леса они видят кабана. Шушкевич говорит Кравчуку: «Леонид Макарович, стреляйте!» Кравчук целится, но Шушкевич советует под руку: «Нет, подъедем ближе». Они трогаются, кабанчик пугается и убегает. Кравчук очень расстраивается — верная добыча ушла прямо из рук. «Охотник никогда не должен никого слушать. Никогда!» — говорит он себе.
Серьезный разговор о будущем начинается с утра: за стол переговоров садятся вшестером, по два человека от каждой страны. Ельцин интересуется у Кравчука, готов ли тот подписать союзный договор — соглашение о реформировании Советского Союза, которое Михаил Горбачев многократно редактировал, а после путча превратил в документ о создании конфедерации. Ельцин спрашивает очень аккуратно: «Согласитесь ли вы подписать союзный договор, если в нем будут учтены предложения Украины и ваши лично?» — «Борис Николаевич, не смогу, — отвечает Кравчук. — Потому что уже состоялся референдум, на котором украинский народ проголосовал за независимость. Если я сейчас отвечу на этот вопрос положительно, это будет означать, что я изменил своему народу. Мне нужно лететь в Киев и сказать: вы меня избрали, но я не оправдал вашего доверия…» Заканчивает Кравчук вопросом, который адресует Ельцину: «Если бы так было в России, кого бы вы послушали — Горбачева или свой народ?» — «Конечно, свой народ, — хмуро отвечает Ельцин. — Понятно, что без Украины Советского Союза не будет. Нам надо думать, над каким документом сейчас будем работать».
До этого момента хозяин встречи Станислав Шушкевич и не предполагал, что придется что-то подписывать. Он думал, что все дело ограничится разговорами, баней и охотой. И Шушкевич дает поручение подчиненным в срочном порядке раздобыть печатную машинку. С большим трудом одна, очень старая, обнаруживается в соседнем селе.
Пока идут поиски, Геннадий Бурбулис, госсекретарь России, а де-факто глава правительства, предлагает для документа такую формулировку: «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование». Все трое соглашаются.