Благодаря первоклассному радиоэлектронному оборудованию «Саффолк» сохраняет контакт с «Бисмарком» и не отстает.

Линкор часто теряется на несколько минут с тем, чтобы вновь засветиться на экране, теряется и появляется.

На британском корабле к этому ритму начинают привыкать.

Внезапно контакт исчезает. Капитан Эллис сознает, что «Бисмарк» снова пропал – возможно, навсегда.

Именно этого опасался капитан Эллис, когда готовил свое донесение, и именно этого опасался сэр Джон Тови, когда ознакомился с ним.

Не завершилась ли провалом величайшая охота Королевского флота?

Пока англичане предавались отчаянию, адмирал Лютьенс оставался в полном неведении относительно благоприятной возможности, которую судьба подарила ему во второй раз. Он находился в боевой рубке. Вокруг сжималось кольцо из невидимых врагов. Когда ночь приподнимет свой полог, когда наступит бледно-золотистое утро, «Бисмарк» попадет в клещи между флотом метрополии и приближающимся средиземноморским флотом.

Превосходство противника станет подавляющим.

Это чревато гибелью…

Адмирал Лютьенс не заметил своего шанса. Если бы он пошел полным ходом в противоположном направлении, то мог бы выбраться из западни под покровом темноты и благодаря погоде. «Бисмарк» был бы спасен, а 2402 моряка вернулись бы домой. Их матери, жены, возлюбленные не лили бы слезы.

Но немецкий адмирал слишком рано утратил веру в спасение. Отказался от борьбы. В этой с виду безнадежной ситуации его одолели видения героической гибели. Он воображал себя неким морским царем Леонидом.

Вместе с тем адмирала нельзя порицать за неспособность увидеть свой шанс. Но его ошибка на следующий день была непростительна – он лишил экипаж корабля мужества.

На палубе, занимаемой матросами 2-го полудивизиона, возобновилось обсуждение темы номер один. Пребывание в море начинало надоедать. Женщины никогда не надоедали. Нигде в мире нет столько женщин, сколько в воображении моряков. И те воображаемые женщины не настолько развратны или благородны, как их изображают. Мечты-желания озвучивались. Бойцы могут говорить и тогда, когда имеют мало шансов заставить себя слушать.

Брак старшего матроса Линка по доверенности, предстоявший через два дня, был неувядаемой темой разговоров.

– Если наш Старик почешется, – сказал ему Лаухс, – ты попадешь как раз на брачную ночь.

– Ему уже невтерпеж, – вмешался в разговор Мессмер.

Все рассмеялись – не знали, что их время для смеха почти иссякло.

– Вы идиоты! – воскликнул Линк.

– Сейчас он снова начнет беситься, – сказал Бербер.

– Ты не можешь оставить его в покое, – заступился унтер-офицер Линденберг. – Неужели ты вылакал весь запас бренди?

– Человек предполагает – жажда располагает, – ответил Лаухс. – Не осталось ни капли.

– До чего же мерзка эта война, – пожаловался Мессмер. – Воюем день напролет, а в итоге нечего выпить.

– Сколько ты воюешь?.. Если собственным кишечником, то, может быть, много.

– Гороховый суп – для бедняка пианино, – откликнулся Бербер.

– Я уже слышал это.

Через двадцать минут им нужно было заступать на вахту. Эти двадцать минут они хотели посвятить любованию рыженькими, блондинками и брюнетками, безжизненные изображения которых висели над их рундуками.

Затем заговорил громкоговоритель. Бесстрастным и громким голосом. Голосом, который приковывал к себе внимание.

– Говорит командующий флотом, – прозвучал голос. – Матросы, мы одержали блестящую победу. То, что этот день почти совпал с моим днем рождения, счастливое совпадение. Мы нанесли врагу жестокий удар. Уничтожили крупнейший британский линкор. Так же мы поступим со всеми врагами Великой Германии.

Враг стремится отомстить. Нам придется биться с врагом, превосходящим нас по мощи в десять или двадцать раз. Мы встретим его с такой же отвагой, с какой уничтожали «Худ»…

Друзья, битва за свободу народа Великой Германии не позволяет думать о личной судьбе. Если мы погибнем, то подумаем перед этим о своем доме, немецком народе и нашем фюрере.

Нам нужно умереть, чтобы жила Германия. В этот час нельзя думать о собственной судьбе. Не важно, погибнем мы или нет. Важно то, что мы потопим один-два корабля противника.

Голос оставался холодным и бесстрастным. Он не выражал ни тени волнения. Молодые моряки слушали его на своих боевых местах, в кубриках, в машинном отделении или лазарете, с ужасом глядя на громкоговоритель.

– С этого времени действует один пароль, – продолжал адмирал. – Свобода или смерть.

Голос замолк так же внезапно, как начал говорить.

Обращение по громкоговорителю отбило охоту у молодых моряков из 2-го матросского полудивизиона продолжать разговор. Несколько секунд думали о своих домах, о завтрашнем дне. На несколько секунд ими овладел страх, дикий, необузданный страх. Каждый думал о себе и глядел на соседа. Во рту пересохло, лоб покрылся испариной.

Пфайфер встал и застегнул свой боевой пояс.

– Пошло все к черту! – воскликнул он.

Никто ему не ответил.

Сэр Джон Тови никогда не забудет этого часа. Возникла острая нужда в топливе. Он послал «Рипалс» на заправку. Боевые корабли снимались с конвоев, чтобы принять участие в преследовании «Бисмарка». Снова и снова британский адмирал получал одни и те же телеграммы: «У нас топливо на исходе».

После выступления адмирала экипаж «Бисмарка» приуныл. Внезапно на корабле стало слишком тесно, слишком жарко, слишком душно. Матросы снова стали прислушиваться к каждому звуку.

Под палубами не существовало ни дня, ни ночи. Под палубами беспрерывно горел электрический свет. Когда раздавался грохот, невозможно было сказать, то ли огонь открыли свои орудия, то ли в корабль попал вражеский снаряд. Моряки под палубами ощущали себя в изоляции. Но вдруг они почувствовали, что противник наблюдает за ними. Они воображали, что слышат, как противник наводит на них свои орудия. Они могли видеть, как самолет стартует с палубы. Замечали вражеские подлодки. Каждый прислушивался к тому, что говорил сосед. Возможно, моряку везло, его сосед был оптимистом, тогда с ним можно было поговорить о доме.

Каждое отделение корабля кишело слухами. Хотя никто не знал ничего определенного, всем хотелось что-то знать. Офицеров осаждали вопросами. Но они знали немногим больше, чем рядовые. Они лишь были более оптимистичны и вселяли уверенность в матросов, даже если сами находились в совершенно ином настроении.

Это называется – вести за собой…

Бауэр 2-й первым вышел из оцепенения.

– Где мы сейчас, черт возьми? – закричал он на все машинное отделение.

– Сказать тебе, приятель? – рявкнул на него Пфайфер. – В Атлантике.