— Уже нет… Я хлопца одного ищу, позвонил человек,[3]сказал, где он. А по пути дал отбой. Про пельмени-то я уж потом вспомнил. Вы не стесняйтесь, мне не жалко.

— Спасибо… Я не очень люблю пельмени. От них толстеют.

— Ольга Андреевна… А вы вот так перед всеми извиняетесь?

— Нет… Не всегда.

— То есть мне повезло?

«Повезло тебе… Особенно если разработку реализую».

— Может быть. До свидания, Кирилл.

— До свидания… Просто чудеса какие-то. Ну тогда вы меня тоже простите.

Она взялась за дверную ручку.

Нет, он ей не поверил. Да и не вяжется ситуация с ее имиджем. Никогда куратор не приедет просить прощения, да еще когда ни в чем не виноват. Тем более она. А раз не поверил, значит, насторожится. А насторожится — разработка накроется медным тазом. По крайней мере мысли насчет «жучка» возникнут. Логическая цепочка простая. Ссора, обещание посадить, невыключенная плитка, визит в кабинет…

Выход один. Личный мотив! Она приехала, потому что он ей понравился. Как мужик. И он должен понять это. Но надо тонко намекнуть.

— Кирилл… А на чем удобней добраться до Кировской?

* * *

Машина завелась со второй попытки. Если бы в салоне сейчас сидели Бойков с Чистовым, они заявили бы, что нормальные оборотни на таком дерьме не ездят. По пути она сделала коллегам, оставшимся в автобусе, знак — перевесила сумочку, что означало — все нормально. Хотя, если они наблюдали за сценой через радио, то и сами бы догадались.

Копейкин положил борсетку между сиденьями, на рукоятку ручного тормоза. Вырулил на проспект.

— Кировская длинная. В какое место едем?

Ольга назвала адрес. До ее дома минут сорок езды.

Сегодня рано стемнело — дождевые облака затянули небо. Дождь не заставил себя ждать, щетки со скрипом заелозили по стеклу. Копейкин вел машину осторожно, не проскакивал на желтый и не гнал. Словно вез ценный груз. В результате торопливая дамочка на серой «мазде», которую он не пропускал, на первом же светофоре предсказуемо показала ему средний палец. Он в ответ непредсказуемо показал пистолет.

Из старенькой магнитолы лилась мелодия «Дома восходящего солнца» в исполнении какой-то блюзовой команды. Это был диск или кассета, но не радио. У них с Копейкиным, оказывается, одинаковые музыкальные вкусы. Не то что с Бойковым, который, кроме группы «Сиалекс», ничего не слушает.

В салоне пахло все той же автомобильной смазкой, словно «жигули» только что побывали на станции техобслуживания. От Копейкина не пахло ничем. Оборотни, как известно, не пахнут и не отражаются в зеркалах.

«Странно… Мне ведь уютно в этой старой, пропахшей солидолом машине. Гораздо уютней, чем в навороченном „фольксвагене“ Тимура. Но дело, конечно, не в машине. Попутчик…»

Она поймала себя на мысли, что Копейкин вызывал не только профессиональный интерес. И там, в кабинете, не особо слукавила, намекнув на внезапно возникшие чувства. Бывают же внезапно возникшие неприязненные отношения. Почему не может быть наоборот? Не полноценные, конечно, чувства, но что-то вроде.

Но почему? Что в нем такого особенного? Чем он ее зацепил? Тем, что повел себя иначе? Не как другие, начинавшие ерзать на стуле, неумело скрывая страх. А он? Он ерничал. Но за этим ерничанием не ощущалось страха, уж она-то могла это определить. Ну и что? Почему ей захотелось узнать о нем больше? Не только в свете разработки. Или она просто сравнивает его с Тимуром? Так бывает — расставшись с одним, почти автоматически начинаешь сравнивать бывшего с другими. И терзаться — не поторопилась ли? Вон какие козлы есть, а мой-то вроде как нормальным был.

— Ольга Андреевна… Ваш департамент просто так в гости не приходит. Я в чем-то провинился?

— Нет. Меня перевели в ваш район. Просто знакомлюсь.

— А почему начали именно с меня? Порекомендовал кто?

— Допустим.

— Кто, не скажете.

Фраза была произнесена с утверждением, а не вопросительно.

— Не скажу.

Копейкин бросил взгляд на ее ноги, скрытые брюками. Ну а куда еще бросать?

— Серьезные грехи?

— Кирилл. Я не на работе…

Нет, не так себя ведут женщины с понравившимся мужчиной. Ох, не так… А как? Завал! (…Она с нежностью посмотрела в его глаза, мило улыбнулась и игриво прикусила хвостик волос. Тьфу! Подавиться же можно!)

— Так я тоже… Просто, когда оказываешься в компании с врачом, говоришь о болячках, с художником — о картинах. А с сотрудником ОСБ — о перспективе. А вы что, на меня тогда обиделись? Зря. Я хотел скрасить тяжелый разговор легким стебом. Всего лишь.

— Для справки. Стебок — это кастрированный поросенок. По-украински.

— Ох, е… Хорошо, что мы не на Украине…

— Кирилл, — голосом пресс-секретаря президента пояснила свою позицию Ольга, — я не переношу фамильярности. Я не спрашивала, как зовут твою кошку или кто ты по знаку зодиака. И ты видел меня в первый раз. Надо было просто ответить на мои вопросы. Я же пока не сделала тебе ничего плохого.

— Хорошо-хорошо… Вы правы. Я знал, кого обыскивать. Но сводка здесь ни при чем. Им действительно везло с дозой. Знают, гады, сколько можно таскать… А кошки у меня нет. Неверные сведения. — Копейкин улыбнулся, сверкнув фиксой.

— А кто есть?

Ольга спросила почти автоматически. И не ради конспирации.

— Сейчас никого. Сына забираю на выходные. И в бассейн отвожу. Два раза в неделю.

— Сколько ему?

— Семь… Такой бандит.

— В разводе? — опять-таки не конспирации ради уточнила Ольга.

— Ну вы ж знаете, — вновь улыбнулся Копейкин обжигающей, манящей и ранящей улыбкой, — наверняка смотрели мое личное дело?

— Нет. — Она смутилась, потому что не терпела вранья. Даже оперативного блефа.

— Смотрели-смотрели, — без обиды сказал опер, — мне кадровик звонил. Ну как, понравилось?

Кадровик — гад. Есть же негласная договоренность — о визитах сотрудников ОСБ никому ни слова.

— Я брала несколько дел, наверно, там и тво…

— Да ладно, — без злости перебил Кирилл, — я пошутил. Никто мне не звонил…

Черт! Как дешево он ее поймал! Точно так же, как она Тимура. Почему было сразу не сказать, что она брала дело? Чтобы он не насторожился? Так теперь он насторожился еще больше.

Может, и Тимур не сказал правду по какой-то причине?

«Жигули» резко сбавили ход, чуть вильнули, остановились и заглохли.

— Черт! Достал он меня!

— Кто?