Алексей I был очень набожным человеком, лучшим отдыхом для него было чтение Библии. Зачастую он засиживался допоздна, читая в тишине Священное Писание вместе с супругой, разделявшей его интересы{126}. Другие члены его семьи также были очень набожны; духовенство восхищалось и благочестием Исаака, брата Алексея{127}. Такой же набожной была их мать. В Константинополе Анна Далассина основала церковь (с прекрасными фресками) и монастырь, обращенный к бухте Золотой Рог, а также оказывала серьезную поддержку монахам и духовенству по всей стране, часто вступаясь за них и договариваясь об их освобождении от налогов. Ее печать называет ее не просто матерью императора, но и монахиней. Дочь императора писала, что именно благодаря стараниям Анны Далассины ее сын «имел в сердце страх божий», когда был еще ребенком{128}.

С приходом Алексея I к власти Византия вступила в эпоху сурового аскетизма. Вскоре после восшествия на престол в 1081 году император принял решение носить коротко остриженные волосы и спать на каменном полу, чтобы искупить буйство своих солдат во время переворота. В следующем году он принес извинения духовенству за реквизицию неиспользуемых церковью ценностей для финансирования войны против норманнов и пообещал никогда больше не совершать подобных действий. В самом императорском дворце на смену «безудержному разврату» пришли торжественное распевание церковных гимнов и еда в строго определенное время{129}.

Кроме того, Алексей I приложил все усилия к тому, чтобы максимально распространить свои ортодоксальные религиозные воззрения. С самого начала его царствования принимались строгие меры против тех, чьи мнение или верования были осуждены как еретические, причем суверен регулярно лично председательствовал на судах и выносил наказания тем, кого признавали виновными. Защита интересов церкви была, конечно, вполне целесообразна, особенно для узурпатора, захватившего трон силой. Но Алексей I делал это искренне.

Император тем не менее без колебаний выступал против самых высокопоставленных представителей духовенства: в течение первых трех лет пребывания у власти он сменил даже не одного, а двух патриархов Константинополя, пока с назначением Николая III Грамматика не получил человека, желающего сотрудничать с ним. С другими священнослужителями поступали жестко: например, епископа Халкидонского, который критиковал императора и его политику, осудили и отправили в ссылку. Более того, как мы уже видели, Алексей I был движущей силой возобновления дружественных отношений с Римом в конце 1080-х годов, председательствуя на заседаниях собора в столице и фактически настояв на примирении с папой.

Силой своего характера Алексей изменил облик империи. Под его руководством она вернулась к принципам X века – эпохи, когда императоры были полководцами, а армия являлась опорой Византии. Сам Алексей I чувствовал себя в солдатском облачении лучше, чем в роскошных императорских одеждах, и предпочитал общество небольшой группы близких людей присутствию на долгих и пышных церемониях, характерных для константинопольского двора{130}.

Алексей I отказался от сложного церемониала, правила которого диктовали, где кому следует сидеть во время обедов во дворце, и его трапезы стали проходить более скромно. Император часто приглашал за свой стол людей самого низкого звания, больных и увечных. Он обедал с эпилептиками и, по рассказам очевидцев, так хотел им помочь, что сам забывал о еде{131}. Даже те из современников, которые во всем были настроены против Алексея I, признавали, что его отношение к беднякам было необычно и достойно похвалы. К тому же «он никогда не пил и не мог быть обвинен в чревоугодии»{132}. Вместо того чтобы перекладывать дела на плечи чиновников, он всегда сам обсуждал проблемы с приближенными и даже иностранцами; он встречался с каждым, кто хотел видеть лично его, часто ради это засиживаясь допоздна{133}.

Несмотря на то что суровый контроль, установленный императором, приносил империи пользу, зачастую его можно было назвать удушающим. Перед Первым крестовым походом внутри империи наметилась жесткая оппозиция его манере управлять государством, и, как мы увидим ниже, это обстоятельство сыграло важную роль в призыве Алексея I, обращенном к папе. Акцент на военных кампаниях забирал все ресурсы империи. В годы правления Алексея I в искусстве, архитектуре и литературе наблюдался застой. То немногое, что делалось в области изобразительного искусства, выглядело сурово и мрачно: фреска, нарисованная в Большом Влахернском дворце, изображала императора в роли наместника Иисуса Христа в день Страшного суда{134}. Эта фреска отразила представление Алексея I о самом себе как о верном слуге Господа в темные времена.

Если не считать отчеканенных за время правления Алексея I монет, в нашем распоряжении есть всего лишь два изображения императора. Но мы можем попытаться понять, как он выглядел, основываясь на впечатлении, которое производит его идеализированное описание, приведенное в «Алексиаде». Несмотря на то что Алексей шепелявил, он выглядел очень внушительно: «Когда он, грозно сверкая глазами, сидел на императорском троне, то был подобен молнии: такое всепобеждающее сияние исходило от его лица и от всего тела. Дугой изгибались его черные брови, из-под которых глаза глядели грозно и вместе с тем кротко. Блеск его глаз, сияние лица, благородная линия щек, на которые набегал румянец, одновременно пугали и ободряли людей. Широкие плечи, крупные руки, выпуклая грудь – весь его героический облик вселял в большинство людей восторг и изумление. В этом муже сочетались красота, изящество, достоинство и непревзойденное величие»{135}.