больше десяти лет во вдовьем поселении… коровы эти… огород… а я лавку хочу. Как у моего мужа была. Мне так нравилось там работать. И Дар всегда помогал. А сейчас, – она вытерла слезинку, – да что там говорить…

– А почему ты лавку не откроешь? Открой, да работай…

– Не все так просто, – шмыгнула носом подруга, – у меня и денег нет, чтобы лавку купить. И торговать нечем, все поделено уже. И никто с бабой долей своей не поделится…

– Так может тебе замуж выйти. Ты же красавица. Не поверю, что за все эти годы не сватался никто.

– Малла, – невесело рассмеялась Салина, – да кто же вдову-то замуж возьмет? Да тем более из вдовьего поселения.

– А что не так с нами? – насторожилась я… что еще за выкрутасы судьбы моей горькой?

– Все так, – вздохнула Салина, – да только поверье есть, что вдову в жены брать – беду накликать. Вроде как тьма за нашей спиной стоит, жертву ждет.

– Но… господин Гририх, – пролепетала я. Я, честно говоря, просто опешила… это что получается, теперь мне, вообще, замуж не светит?! И зачем я только вдовой назвалась? А тут еще угрозы свои припомнила, что, мол, и этого изведу… и другого… теперь понятно, чего Илья Муромец так радостно из кабинета свалил… мамочки! Это что же я натворила-то?!

– Это скорее исключение, Малла… вот так… и любая из нас мечтает на месте Вилины оказаться…

От таких откровений, и у меня аппетит пропал. Одна надежда на Его Светлость. Лишь бы не забыл про меня и вернулся через год. Я теперь и за младшего конюха пойду… только бы дожить до возвращения Его Светлости. А огород можно в любом другом месте разбить.

– Салина, – вдруг осенило меня, – а я же знаю, как тебе помочь! Вот смотри, к осени у меня овощи будут новые, каких у вас нет совсем. Ты можешь ими торговать. Немного, конечно, все же на моем маленьком участке много не вырастить.

– Спасибо, Малла, – улыбнулась подруга.

И лежала я вечером, уснуть не могла. Думала. О судьбе своей горькой, о доле вдовьей, о Салине, которая столько лет делом любимым заняться не может, о других женщинах, которые здесь во вдовьем поселении живут. А ведь у них тоже Дары есть. Пусть не у всех, Салина говорила, что редкость это, но ведь есть. И не факт, что они их используют сейчас. А ведь могли бы пользу приносить. Вот бы объединить всех, чтобы мы, вдовы, все друг другу помогали, чем можем. Глядишь, тогда мы бы таких успехов достигли! Ого-го!

И снилась мне бабушка моя. Гладила она меня по голове и говорила:

– Аллочка, доченька моя, хорошее дело ты задумала. С коллективом дружить – оно завсегда хорошо. И любая работа быстрее делается. Вон у нас какой колхоз был раньше. Миллионник. А все потому, что вместе работали, друг за друга горой стояли. А сейчас каждый сам по себе… э-эх…

Проснулась я утром, и к Салине. Темно еще было, солнце даже из-за горизонта не показалось. Но разве же можно ждать, когда озарило меня?

– Салина, Салина, проснись, – трясла я подругу. – придумала я. Слышишь, придумала я, как всем вдовам помочь. Колхоз надо организовать. Слышишь? Колхоз!

Идея колхоза Салине понравилась. И Витке с Сайкой. И Глае с Рысей. И всем остальным вдовушкам тоже. До вечера меня по домам таскали, да заставляли снова и снова про колхоз рассказывать. Сначала я с удовольствием повторяла свою идею, расписывая девочкам прелести колхозной жизни. Когда все у всех общее. И коровы, и поля, и вообще все. И когда один работает, все плодами его трудов пользуются.

– Вот у Сайки с Виткой Дар уборкой занимаются, так пусть они чистоту поддерживают, Салина – торгует, а овощи растить буду. Для всех. . Ну раз Дары у нас такие такие. Каждый будет заниматься только тем, что нравится.

И так картина эта бабам нравилась, что заставляли меня по сто раз повторять. Пока уже язык заплетался и с трудом шевелился. Никогда еще столько говорить мне не приходилось.

И глаза у вдов загорались после моих речей. Вспыхивали и такой надеждой сияли, что и у меня непонятно откуда силы брались, снова и снова повторять про то, что такое колхоз и как оно все работает. Только приходилось все время помнить, что не в моем прошлом мире это было, а здесь. В Хадоа. Тогда не затыкало мне рот проклятье его светлости.

Домой мы с Салиной вернулись, когда уже стемнело. Устала я так, словно сутки в своем мире в огороде на карачках проползала. Даже ела с закрытыми глазами. И заснула прямо у подруги на лавке.

А проснулась чуть свет, и снова мысли у меня в голове закружились. А не поторопилась ли я? А не будет ли хуже, чем есть. Это же, если историю нашу вспоминать, как тяжело крестьяне в колхоз-то объединялись. Много обид было. У кого корова упитанная, у кого земли на пядь больше… а если здесь такие ссоры у нас в поселении случатся? А как потом кто-то лениться будет, на печи валяться, а долю дохода захочет такую же, как у остальных… Трудодни вводить? И как их учитывать? Кто-то коров пас, весь день на солнышке лежал, кто-то сарай чистил, весь день вилами махал… как это все считать-то?

Когда Салина проснулась, хотела я ей про сомнения свои рассказать, на не успела. От господина Гририха девчонка прибежала. Велела, после стада к нему бежать. И мне, и Салине. Ох, и неспокойно стало мне. Что я опять натворила? Надо было сначала подумать хорошенько, а потом уже говорить. Вот голова моя садовая. И что теперь я коменданту скажу? А? Отругает он меня. И прав будет. Нечего смуту среди вдов наводить.

– Малла-Малла, – сокрушенно покачал головой господин Гририх. Он ждал нас в своем кабинете, сидя за столом.

И мне так стыдно стало. Покраснела я, так, что у меня уши заполыхали, голову опустила. И глазам так горячо стало от понимания позора своего, что слезы закапали.

– Что же ты вчера устроила? – продолжал стыдить меня комендант, – как я теперь вдов успокаивать буду? Взбудоражила все поселение. Да разве же так дела делаются? Коли идея к тебе пришла, надо было сначала ко мне прийти. Рассказать. Так, мол, и так, господин Гририх, вот так у нас в Хадоа хозяйство ведут. Коллективное, – вернул он явно новое для него слово,– неужто я бы не не помог тебе разобраться? Посоветовать… А теперь что будет?

– Что? – прошептала