Выпили мы еще вина, коего захватили с собой по совету Деда полуведерный бочонок, потолковали о том о сем и вновь отправились в путь. Уже с Юреком. Старик, проникшись моей бедой, взялся уговорить сходить в горы своего старшего сына Гната, тоже знатного охотника.

Не обманул. Действительно спустя какой-то час я обзавелся проводником. Бочонок вина опустошили до дна. Правда, поначалу разговор с Гнатом тяжело складывался – особенно когда он за свои услуги пять золотых затребовал. Но старики его усовестили, и сговорились мы в итоге на двух. Что совсем немного, учитывая зимнюю пору и то обстоятельство, что лазить по горам придется чуть ли не месяц. Только путь туда декаду займет да столько же – обратно. Ну и там я еще какое-то время буду дракона гонять. За день-то явно не управлюсь.

В общем, с проводником разобрались. А поиск перевозчиков моей добычи пришлось на завтра отложить. К тому времени когда мы с Гнатом ударили по рукам, давно наступила ночь.

Поутру я опять поднялся ни свет ни заря. Прислуга разбудила, известив, что в зале дожидается Торвин Атеми. Пришлось вставать и, отчаянно зевая, одеваться. Ведь не пошлешь же куда подальше деятельного старика, что вовсе не для себя старается. Моими проблемами всерьез озабочен, оттого и пытается спровадить из Римхола побыстрей.

Но с перевозчиками оказалось куда сложнее, нежели с проводником. Эти деляги вообще обнаглели! Требуют двадцатку золотом за пару жалких кляч и погонщиков в придачу! Будто я собрался на край мира, а не до расположенного в декаде неспешного пути места!

Все ссылались на зиму, на то, что животинам корм нужен, а под снегом его не сыскать, на то, что холодно очень, ослики могут замерзнуть… ну и прочее, прочее. Нашлась не одна сотня причин, чтобы цену загнуть.

Почти целый день убили с Дедом на то, чтобы отыскать более-менее вменяемых перевозчиков и сговориться с ними за разумную цену. И все равно слупили с меня немало. Шесть золотых за четверку тощих мулов да погонщиков в лице их владельца и его племяша. Причем это чистыми. Помимо этого на меня возложили обеспечение провиантом людей и кормом – животных, а также возмещение убытков, если какая скотина не выдержит зимнего перехода и падет. После чего я твердо пообещал себе, что эти хапуги шиш что еще от меня получат, если все срастется с драконом. Ни одной пластинки драгоценной чешуи им не перепадет!

Уговорившись с перевозчиками, мы смотались на рынок – прикупить припасов да зерна, ну и еще кое-каких необходимых в походе мелочей. Потом к Гнату зашли, дабы оповестить его о наших успехах и наказать, чтобы к выходу готовился. Так за всеми делами и день пролетел. Но главное – сегодня же покинуть Римхол не удалось… Никто не согласился отправляться в ночь. Пришлось отложить на завтрашнее утро.

Впрочем, переживал по этому поводу в основном Торвин. А я замотался за день так, что об угрозах местных злодеев и думать забыл. Вспомнил лишь после предупреждения Деда. Прощаясь, тот озабоченно посоветовал мне поглядывать по сторонам, шагая в «Драконью голову». А ну как подкараулят лихие людишки.

Если бы дело было днем, я бы скорее всего легкомысленно махнул на это предостережение рукой. Авось обойдется и сегодня злодеи не сподобятся что-нибудь учудить. А завтра я буду уже далеко… Но возвращаться в «Драконью голову» пришлось после захода солнца, когда на улицах уже горели редкие масляные фонари, то есть в ту пору, когда выползают из своих нор промышляющие темными делами типы. Поэтому, двигаясь в направлении таверны, я внимательно следил за обстановкой, дабы не приключилась со мной какая досадная оказия вроде ножа в спину.

К счастью, все было спокойно. Ни подозрительных типов, что преследовали бы меня по пятам, делая вид, будто просто прогуливаются, ни темных компашек, отирающихся на моем пути. Обычные люди снуют туда-сюда: кто домой, а кто из дому – в гости там али в кабак. Обычная городская жизнь, не нарушаемая ничем подозрительным.

Вон семья куда-то идет… А следом – перешептывающаяся парочка. А за ними семенит старичок… Вон какая-то молодуха в цветастом платке и со свертком в руках вывернула из-за угла… И двинулась навстречу мне по противоположной стороне улочки…

Распахнулась дверь стоящего чуть поодаль кабака, из которого на улицу вывалилась пара каких-то мужичков. С виду – сущих забулдыг… Один, поежившись, сразу нахлобучил на голову сжимаемый в руках потертый котелок, а другой, поглядев на дружка-приятеля, просто пригладил торчащие в разные стороны черные космы, ибо шапки или, на худой конец, какой-нибудь шляпы у него не имелось, да запахнул поплотней свой потрепанный армяк.

Эти двое огляделись, явно решая, куда податься теперь, и тут же заприметили проходящую мимо молодую особу противоположного пола. Переглянулись, одновременно ухмыльнулись и устремились за ней. Быстро нагнали и… сбавили шаг. А затем, согнувшись и растопырив руки, словно собираясь ухватить кое-кого за зад, крадучись двинулись вперед.

Длилось это совсем недолго. То ли молодуху насторожило громкое сопение пьянчуг, доносящееся из-за спины, то ли учуяла ядреный запах перегара, источаемый преследователями… Она оглянулась и, узрев тянущиеся к ней жадные лапы, громко взвизгнула да как рванет вперед!

Впрочем, далеко не убежала. Остановилась буквально через десяток ярдов, услышав громкий гогот донельзя довольных своей шуточкой мужичков, обернулась и, пригрозив охальникам кулачком, пообещала сдать их страже. После чего гордо и весьма спешно удалилась.

А мужики уже и думать о ней забыли. Обхватили друг друга за плечи, ибо поодиночке их неслабо шатало, и потопали дальше. Но спокойно идти им, конечно, было невмоготу, и один тут же громко затянул:

– Лятять гуси!..

А второй подхватил:

– Гуси лятять…

«Лятять, лятять, – непроизвольно ухмыльнулся я про себя. – До первого патруля. И сразу же в холодную полятять… Разумеется, если не успеют еще в какой кабак заскочить и там схорониться».

В этом момент они меня и заметили. Сперва заткнулся один, а затем и другой бросил горланить немудреную песенку. Парочка резко изменила маршрут движения и перешла на другую сторону улицы.

– Друг, выручи! – приблизившись и вперив в меня мутный взор, взмолился один, тот, что в котелке и куцем пальтишке.

– Ага, выручи! – поддержал его второй. Пригладив растрепанную бороду, дабы придать своей не внушающей почтения физиономии большей солидности, он выпалил: – Одолжи две серебрушки до завтрего!

Поглядев на этих забулдыг из числа опустившихся горожан, с испитыми рожами, в замызганной и изрядно потрепанной одежонке, явно жаждущих продолжения загула, я, хмыкнув, покачал головой:

– Нет, ничем помочь не могу. Звиняйте.

Пошел дальше. Но, как и следовало ожидать, так просто мне уйти не дали. Пьяные люди – они же страсть какие докучливые… Резво забежали вперед меня и заныли:

– Ну будь человеком, паря! Ну одолжи пару серебрушек!

А один из них добавил для вящей убедительности: