Тут Тимуру больше не удается сохранять лицо, он не выдерживает и начинает ржать. Громко, на весь зал, до слез и хрипов.

Я не поддерживаю, нагоняя еще большую серьезность, смотрю внимательно, хмурюсь, тщательно собирая брови в одну линию и поджимая неодобрительно губы.

Тимур ржет минуты три, не меньше. На нас начинают оборачиваться с соседних столиков, косятся официанты. Тимур ржет.

Наконец, успокаивается, вытирает слезы, смотрит на меня:

— На чем я прокололся?

Боже… Что же за дебил? Ну сейчас ты словишь…

Молчу, подпуская в брови трагичности, сильнее поджимаю внезапно дрогнувшие губы:

— То есть? В смысле «прокололся»? Ты… Ты шутил? — последнее слово у меня выходит буквально из глубины души, из живота, примерно, с надрывом и клёкотом.

Тимур еще пару секунд улыбается на автомате, а затем медленно становится серьезным. И глаза его расширяются в изумлении и даже… страхе?

— А ты чего… серьезно?

Он напряженно ждет ответа, ищет его в трагично надломленных бровях и слезах, блеснувших в уголках глаз, а затем полностью постигает смысл сказанных мною слов и глубину жопы:

— Бля-а-а-а-а…

— Знаете что, Тимур Анварович, — холодно и обиженно отвечаю я, — я была о вас лучшего мнения! Как вы могли? Сначала обнадежить… А потом… — делаю паузу, вдоволь насладившись легким испугом и опасением на смазливой физиономии, и договариваю жалобно, — может… Хотя бы шапочку?..

После этого больше ничего не могу сказать, потому что Тимур с ревом: «Ах ты, мелкая разводила!», облегченно выдыхает и дергает меня на себя, злобно и радостно вжимаясь в губы жадным поцелуем.

И, вот клянусь, такой реакции я не ожидаю! Честно!

И оказываюсь к ней совершенно не готова!

Протестующе шиплю, пытаюсь оттолкнуть, но бесполезно, конечно же!

Он только сильнее заграбастывает, по рукам связывает своими лапами и жадно вгрызается в мой изумленно распахнутый рот.

Прикусывает губы, злобно и мстительно, его язык — жаркий и настойчивый. А еще — очень опытный.

По крайней мере, меня накрывает, и противостоять больше не получается. Не хочется потому что. Хочется стонать, мягко тянуться к нему, чтоб успокоить, скомпенсировать его напор и властность своей податливостью, хочется впустить его глубже, позволить… Позволить опытным пальцам путешествовать по груди, зажимать соски, уже и без того острые и болезненно напряженные, тискать за талию, чтоб ближе еще, чтоб ноги — на диван и по обе стороны от его бедер, и сжать, потереться доставляя себе мучительно-сладкое удовольствие…

И все это происходит. Без моего, практически, участия.

Томные волны острого кайфа проходят по всему телу, заставляя дрожать и подаваться вперед.

Все же, напряжение должно выйти, хотя бы так. Этот гад напугал меня, сволочь такая, своей шуткой, а я в ответ напугала его, заставив поверить… На мгновение… Всего на мгновение… Но этого хватило, чтоб Тимур не сдержался и наказал меня за свой испуг.

Ну, или я его — за свой.

Короче говоря, когда над нами раздается смущенное покашливание, мы уже настолько входим во вкус совместного наказания, что от полноценного отделяет… да, пожалуй, только штора раскрытая и отделяет…

Тимур замирает губами на моей шее, с которой он неведомым образом умудрился стянуть ворот водолазки, а я осознаю себя, лежащей под ним на диване в дико развратной позе, обнимая его скрещенными на пояснице ногами и впиваясь ногтями в короткостриженый затылок.

— Я… Прошу прощения, Тимур Анварович… — официанту Саше крайне неловко, смотрит он куда угодно, только не на нас, — но, может, быть, вип? Или, хотя бы, штору опустить?

Осознав произошедшее, я изо всех сил упираюсь в широкие плечи нависшего надо мной Тимура, стараясь сдвинуть махину. Но он не торопится хоть как-то реагировать, только приподнимается на локтях, смотрит мне в лицо. И глаза его при этом невероятно страшные своей ощутимой бесконтрольностью. Приходит понимание, что он едва держится. И что, если б не Саша, то на мне из одежды уже только эта водолазка бы и осталась… Среди белого дня. В центре столицы. В модном ресторане, куда очередь за полмесяца, говорят… Как шлюху, просто на диванчике…

Дальше падать некуда…

— Тимур Анварович… — продолжает Саша, — третий вип занят, но я могу уточнить насчет пятого, вы же…

— Саша, — коротко перебивает его Тимур, не отрываясь от меня и не делая попытки подняться, отпустить, — заткнись и свали. Через пять минут подойдешь.

Саша бесшумно испаряется.

А Тимур оглядывает мое красное от возбуждения и стыда лицо горячо и внимательно, усмехается:

— Засранка мелкая… Я же чуть было…

Голос у него хрипловатый и такой сексуальный, что у меня все внутри сладко сжимается… И, пожалуй, даже как-то жаль, что нас прервали… Верней, не жаль конечно, но… Если б это было в другом месте, более уединенном… Что там Саша про вип говорил? Тимур, значит, третий предпочитает… И часто, интересно, предпочитает?

Неожиданно становится гадко, а ситуация перестает быть стыдно-возбуждающей и делается просто стыдной.

Вздыхаю, упираюсь сильнее в плечи, обтянутые пиджаком:

— А не надо было пугать… Я же девушка доверчивая… А вы так жестоко, Тимур Анварович…

— Хватит, — хрипит он, — а то мне страшно становится…

— Отпустите, Тимур Анварович, я в вас разочарована. Даже шапочку не купили, а все туда же…

Он коротко ржет, затем целует меня в нос, несмотря на мое ярое сопротивление и попытки увернуться, и отжимается на руках, отпуская на свободу.

Тут же сажусь, поспешно проводя ладонями по одежде в попытке выяснить, насколько серьезен урон.

Так… Джинсы расстегнуты, трусы видно, это поправимо. Ворот водолазки растянут. Бог с ней, все равно выбрасывать, я на нее теперь спокойно смотреть не смогу. Тем более, что есть проблема посерьезней.

У меня расстегнут лифчик.

Не хочу даже думать о том, когда это Тимур умудрился сотворить, потому что тут явно опыт сказывается, многолетний… Что поделать… Частые тренировки по випам модных заведений дают свои плоды.

Но вот как теперь быть?

Сама не застегну, это будет выглядеть на редкость смешно и нелепо… А его просить… Ох, черт… Стыдно.

Все стыдно.

И в расстегнутом белье под обтягивающей водолазкой тоже стыдно.

Из двух степеней «стыдно» выбираю наименьшую и прошу Тимура:

— Помоги, пожалуйста…

Поворачиваюсь к нему спиной, напряженно жду очередной шутки.

Но вместо этого он придвигается максимально близко, сразу закрывая меня от всего света своей мощной спиной. Тяжелые ладони скользят по голой коже спины, отчего та непроизвольно покрывается мурашками. Выгибаюсь инстинктивно в пояснице, прикусываю губу, смотрю вниз, на снующих людей… А руки опытные скользят и скользят по спине, оглаживают, поднимаясь вверх медленно так, неторопливо… И дыхание на шее ощущаю. Тяжелое очень.