Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я теперь уже знаю, с кем на самом деле имею дело. Ты маленькая феминистка, червячок.
Он осторожно гладит ее по руке, и у девушки мурашки бегут по спине – как от нежного словечка, так и от мужского прикосновения.
– Ничего не скажу, из такой уж я бойкой семейки.
– Ты летишь в Эр-Рияд с друзьями или с семьей? Почему этого азиата ты назвала махрамом?
– Потому что это муж моей сестры Мириам, – употребляет Дарья арабский вариант имени. – Мы возвращаемся в Саудовскую Аравию спустя несколько лет отсутствия. Кроме того, он не чистокровный азиат, в нем саудовско-индонезийская кровь с преобладанием арабских генов.
– Саудовец связался с азиаткой?! Его отец, должно быть, из бедной семьи и был в отчаянном положении.
Джон снова хохочет, но на этом раз со значительной долей издевки в голосе.
– А вот и нет. Его предок – большая шишка в стране ваххабитов, а мать была очень красивой женщиной.
– Ну, в таком случае это смелый человек. В определенном положении можно себе позволить многое. По крайней мере, она была мусульманкой? – спрашивает мужчина.
Дарья не чувствует смущения, рассказывая о своей семье.
– Конечно, в Индонезии почти девяносто процентов населения почитают Коран, но не так помешаны, как в других, например арабских, странах. Но и там речь идет не об улучшении, а об ухудшении положения. Петля ислама затягивается на их бедных шеях.
– Ты не только эмансипирована, ты еще и революционерка и атеистка?
– Нет, мой дорогой. Я просто не люблю преувеличений, вот что! И не боюсь, а современные приверженцы этой религии во всем мире сеют уничтожение. Это порождает страх.
– Возвращаясь к Мириам…
Джон меняет тему и, развалившись в кресле, нагло таращится на Марысю, которая делает вид, что спит.
– Вы не можете быть сестрами, во всяком случае, не единокровными, скорее молочными.[34]
Он рассматривает типичную арабку с ног до головы.
– Ты ошибаешься, – решительно крутит головой Дарья, – у нас общая мать, блондинка, полька, и папашка, ливиец, упокой, Господи, душу его. – Девушка изображает на лице кислую мину. – Лежит в могиле, так пусть ему все простится.
– Что же такого он сделал, кроме вас, двух столь не похожих дочек?
– Много плохого. Законченный подлец!
На эту тему она не хочет распространяться. Давно минувшие фокусы ее отца по-прежнему возбуждают в ней гнев.
– Можно сказать, что он вызывает в тебе глубокое чувство…
– Ненависти, – заканчивает Дарья и, поджав губы, отворачивается к окну.
Джон не думал, что эту игривую кокетку что-то может вывести из равновесия, и приходит к выводу, что девушка прекрасно притворяется, а на самом деле она совершенно другая. Любопытство не дает ему покоя. Как опытная сплетница, он продолжает тянуть девушку за язык.
– Долго вы жили в Ливии? – спрашивает он, осторожно дотрагиваясь до руки соседки.
– Какое-то время, – отвечает Дарья неопределенно, чувствуя, что слишком разоткровенничалась.
– Как же ты оказалась в Саудовской Аравии? Наверное, еще ребенком, да? – не сдается мужчина.
– Мой отчим получил там работу. Нам там неплохо было.
– А как же такая эмансипированная девушка, как ты, справлялась с абаей и хиджабом?[35]
– Каким хиджабом?! – возмущается девушка и поворачивается к любопытному собеседнику. – Иностранные женщины не должны его носить, по крайней мере, с этим борются. Платок или шаль хранится в сумке. Если встретится мутавва, набрасываем платок на волосы, и то только тогда, когда он начинает верещать.
– Твоя сестра тоже так делает? Она не похожа на иностранку, скорее на стопроцентную арабку, – возвращается Джон к щекотливой теме.
– Раньше как-то справлялась, и сейчас все будет хорошо. Ты думаешь, что женщины во всех ваххабитских краях закрывают себя с ног до головы? Некоторые саудовки, только неприкасаемые, водят машины!
– Как это?! Ты бредишь, малышка!
– Ты только начинаешь работать в Саудовской Аравии или уже там живешь?
– Я там недолго, но…
– Но ничего не знаешь, – теперь уже Дарья позволяет себе насмешки. – Дамочки, которым больше повезло с происхождением, ездят на машинах с полностью тонированными стеклами. Если дорожная полиция видит такие машины, у них нет желания их останавливать. Не хочется создавать себе проблемы. Вот как!
– Гм, это интересно. Действительно, наверное, я должен буду пополнить сведения об этой стране. Может, ты захочешь меня просветить? – заискивает Джон.
– Попозже.
Дарья довольна, она не может долго обижаться.
– Откуда ты, собственно, знаешь моего знакомого из Англии, пакистанца Мухамада? Ты у него работал в отельном бизнесе или в кафе, как и я?
– Нет, милая. Я программист, писал ему программы для ведения его бизнеса и проводил интернет в отеле под Лондоном.
– У тебя неплохая профессия. В Саудовской Аравии ты тоже будешь этим заниматься? – теперь она принимает эстафету и задает вопросы.
– Да, – коротко отвечает мужчина.
– В какой фирме и в каком офисе будешь работать? В Эр-Рияде, Джидде или Аль-Хобаре, в восточной провинции? Там лучше всего, рукой подать до Бахрейна и нормальной жизни. Некоторые даже арендуют дома или апартаменты по другую сторону границы и каждое утро ездят на работу за железный саудовский занавес. Тогда их семьям живется лучше: жены без проблем свободно отдыхают, а дочери тоже не должны закрываться и могут посещать совместные обычные школы.
– Что ж, к сожалению, я отхватил халтуру в Эр-Рияде – самом гнезде ваххабитской семьи Саудов.
Джон улыбается про себя, понимая, как ошибся вначале в отношении интеллигентной девушки.
– Мне предложили работу в телефонной компании…
– Какой? Может, куплю себе у тебя телефон?
– «Эриксон», – отвечает он неохотно.
Дарья припоминает, что слышала раньше, будто в этой фирме работают одни шпионы. «Забавно», – думает она.
– Неплохая работа. А где ты будешь жить?
– Где-нибудь в центре, еще не знаю. В какой-нибудь квартире. У меня до сих пор была бизнес-виза – мне оплачивали отель.
– Апартаменты в Саудовской Аравии – это не годится: ты будешь сидеть в четырех стенах. Даже самые красивые будут обычной жопой. У тебя не будет бассейна, ресторана, кино и всего люкса, который дает городок для иностранцев, где за высокой стеной ты можешь жить как хочешь и как привык.