я за братом хоть в пекло! – громко рассмеялась Лида, скрывая и раскаянье, и неловкость.

Хотя им обоим было нечего стыдиться: вину они искупили уже дважды, причем рискуя собственными жизнями.

Доказательство

В мистику Илья не верил. Он считал так: все, что в последнее время происходит вокруг Ефросиньи – чей-то коварный план. Поскольку очевидной причины травить сироту ни у кого не было, то главным объяснением происходящего для Ильи оставалась гнетущая скука. Одних она заставляла уходить из деревни, не оглядываясь, и очертя голову бросаться в неизвестность, чтобы найти свое место и свое счастье. Другие, наоборот, начинали кидаться на стены и друг на друга. Хоронили в их деревне чаще не стариков, а молодых, погибших в драках, утопленников и самоубийц.

– Я уверен, это дело рук Игната. На самом деле никто не знает, кто он такой. Кем Игнат был раньше? Откуда пришел? Может, надоело ему тут торчать и всем сопли утирать, вот он и придумал себе развлечение. Почему нет? Может, он и не хотел, чтобы все зашло так далеко. Ребята сами заигрались и стали проявлять инициативу. Но началось все точно из-за него.

– Это не дядя Игнат! – сказала Фрося. – Я согласна с Лидой, он всем помогает, скучать ему некогда. Он и мне много раз помогал… И про жалейку все объяснил, и про ночь примирения…

– Да что за чушь?! – рассмеялся Илья. – Сказки! Чего тут объяснять?! Покойники не разговаривают. Со страху может привидеться все что угодно, но это ничего не значит.

– Я видела призраков, слышала их голоса… – содрогнувшись от воспоминаний, прошептала Фрося.

– И что? Родители с тобой поговорили? – строго глядя на девочку, спросил Илья.

– Нет, – поникла она.

– Перетрухнула ты просто одна ночью на кладбище, вот и привиделось незнамо что. Если бы все было так просто: наворотил делов, потом пришел на могилу, дунул в дудку – и прощен на веки вечные! Какой тогда смысл жить по-человечески? Можно делать все что хочешь.

– Но это так! Я своими глазами видела! Если хотите, могу доказать. – Ефросинья достала из-за пазухи жалейку и проговорила: – Пойдемте сегодня вместе на кладбище, и вы сами все увидите.

Других доказательств, кроме жалейки, у Фроси не было. Попытки рассказать об увиденном больше походили на бред, чем на правду.

– Жалейка твоя – ерунда! Чье-то вранье, в которое ты просто захотела поверить. Ну не может дудка воскрешать мертвых. Это же чушь полная! Посмотри на себя – и так уже едва дышишь… Забудь все это поскорее и живи как жила… – пробормотал юноша.

Фросе показалось, что и слова, и даже интонация, с какой Илья проговорил последнюю фразу, были продиктованы бабой Клавой. «Сообщники? Или совпадение?» – напряженно думала девочка, всматриваясь в лицо юноши и пытаясь отгадать, друг он или враг.

– А что? Пойдемте! – радостно подхватила идею Лида. – Интересно же посмотреть, а вдруг все правда?.. Ты такой умный: «живи как жила», «забудь». А как вообще такое можно забыть? Научи! Надо сначала разобраться во всем как следует, а потом уже и забывать, и жить дальше.

Решено было встретиться на закате и вместе сходить на кладбище, чтобы получить исчерпывающие доказательства магической силы жалейки и близости потустороннего мира.

– Я видела, как баба Клава сегодня срезала полоску бересты – чтобы сделать еще одну жалейку… – сказала Фрося, когда друзья проводили ее до дома. – Я думаю, это не Игнат, а она все устроила… Даже уверена в этом… – горько добавила девочка. – Именно баба Клава уже дважды отправила меня в ловушку…

– Так зачем же ты тогда к ней идешь? – удивилась Лида. – Пошли с нами! Мы уж точно никому тебя в обиду не дадим!

– Правда, поживи у нас, пока все не прояснится, – предложил Илья. – Я поговорю с родителями. Они не будут против.

«Наверное, все-таки друзья…» – подумала Фрося и громко сказала:

– Спасибо. Но куда же я такая пойду? Еще и вам жизнь испорчу… Ничего, я теперь буду очень осторожной! – Закрыв за собой калитку, она тихо добавила: – И больше никому не буду доверять…

– Фросенька, девочка моя, ты пришла? – накинулась на нее тетя Настя. – Кушать хочешь? Не устала? А чувствуешь себя как? А где Клава? Не нашла ее, да?

– Не нашла… Спасибо вам, тетя, все хорошо…

– Фросенька, скажи, как дождаться ночи примирения? Ты не знаешь? Меня ведь детки ждут. А я все сижу тут и не иду никуда! А они ждут… Опять… ждут меня… а я все не иду.

– Не знаю, тетя, не знаю… Наверное, уже скоро. Мне кажется, скоро все закончится.

Фрося, не раздеваясь, легла на свою постельку и сразу провалилась в глубокий, как колодец, сон. На нее вдруг навалилась вся скопившаяся за последнее время усталость и тела, и души.

Очнулась Ефросинья только вечером, когда баба Клава склонилась над ней и погладила ее руку своей шершавой ладонью.

– Фрося! Фросенька, ты как? Пойдешь гулять с ребятами или все хвораешь? Они тебя во дворе ждут, говорят, вы будто бы сговорились…

Сон был такой глубокий и плотный, что девочка не сразу пришла в себя и вспомнила, что вечером за ней должны были зайти Илья и Лида. Фрося в ужасе отшатнулась от бабы Клавы: девочка подумала, что во дворе ее ждет толпа хихикающих, готовых напасть и растерзать оборванных силуэтов в черных накидках.

– Да что с тобой, Фросенька? – задумчиво проговорила баба Клава. – Что ж ты смотришь на меня как на врага? Приснилось что-то? – Не получив ответа, она добавила: – Иди хоть поешь, а потом пойдешь со своими товарищами, куда собирались…

Ефросинья налила в чашку свежего парного молока с пышной, будто взбитой пеной, но пить не стала – лишь пригубила и выскочила во двор.

Темное холодное небо нависло над землей, забирая все ее тепло. На улице было пустынно, тревожно и сыро. До кладбища ребята шли молча, разговаривать не хотелось. Каждый переживал свои воспоминания, связанные с этим местом. Илья и Лида думали об одном – о том, как весело и дружно копали для Фроси могилу вместе с другими ребятами.

Перед Ефросиньей черной бурей проносились призраки пережитого – мертвые дети, пропасть с заточенной на дне чернотой, люди и демоны, которые желали ей смерти. Но главная боль, которая с каждым шагом, приближающим ее к кладбищу, становилась все сильнее и явственнее – это разоренная родительская могила. Фрося чувствовала страдания своей души, такой же разоренной и брошенной, страшно одинокой и никому не нужной. Девочка слышала собственный внутренний крик. От этого пронзительного внутреннего крика