— Зачем тебе? — непочтительно осведомился не в меру осмелевший отпрыск.

— Для меня важно знать, с кем дружит мой сын. Если ты выбрал действительно достойного друга, я могу это только приветствовать, и в следующий твой приезд к бабушке мы с мамой не будем беспокоиться.

— Он придет меня провожать, тогда и познакомлю, — ворчливо отозвался сын и пошел собирать вещи.

Березин с тестем вышли на крыльцо. Петр Ефимыч закурил.

— Ну что, отец, как вы тут живете-можете? Пенсии хватает?

— Хватает помаленьку. У меня ветеранская, еще Дусина; опять же огород какое-никакое подспорье.

— Я там матери денег оставил. До зимы дотянете, потом еще пришлю.

— Благодарствуем. Ты бы зимой к нам внука снова прислал. Помощничек хоть куда! И радость нам, старикам. Ты о нем не беспокойся. Саня за ним лучше всяких мамок и нянек ходит.

Березин курил, щурясь от сигаретного дыма.

— Что ж это за Саня такой? Сын мне сроду не перечил, и вдруг — на тебе!

— Мужиком, значит, будет. Ты в толк взять не хочешь, что возраст у него самый нежный, к нему сейчас подход нужен, а не распорядок дня.

Березин посмотрел на него и улыбнулся.

— Переезжали бы вы, батя, к нам в Ленинград. Квартиру вам предоставим отдельную, где-нибудь от нас поблизости. Лариса за родителей будет спокойна, с Вадимом будете видеться хоть каждый день, да и жить в городе несравнимо легче. Мать вон ведра уже с трудом таскает, на огороде спину гнет, еще год-два, а дальше что?

Николай Лукич окинул взглядом светлый горизонт, серебрящуюся реку и в розовой дымке лес вдалеке.

— Дальше-то? Известно — что. Я и так зажился на белом свете сверх всякой меры. А все на Свирь родимую не налюбуюсь. Может, потому и живу так долго, что она силы мне дает. Здесь я родился, здесь жил, на Ладоге воевал, здесь и помру; что мне отмерено было, все сполна получил. Какую жизнь мне еще искать? А за заботу спасибо.

— Ну, как знаешь, отец. Лара за вас сильно переживает. Вадьку зимой не ждите. Пока лед не сойдет, не пущу. Уж не обессудьте. Один он у меня.

Днем пришел Саня. С ним были Мишка и Вера.

— Вот, пришли тебя проводить, — сказал Саня. — Наверное, целый год не увидимся.

— Ничего, я теперь все выдержу. Если зимой не смогу, летом все равно приеду. Никто меня не удержит.

Березин наблюдал за ними с крыльца, не спеша удовлетворить свое любопытство. Впрочем, он уже и сам догадался, который из мальчиков Саня. Никогда еще на его памяти Вадим не общался со своим сверстником так раскованно, с такой откровенной радостью.

А ведь действительно есть в этом белобрысом мальчишке что-то необыкновенно располагающее. И девчушка хороша несказанно. Это ж надо, в такой-то глуши! Хотя, разве Лариса его не красавица? Верно старик говорит: видно, красота да благодать родной земли и на людей переходит.

Заметил он еще кое-что, внушившее ему оптимизм. Новый друг сына был явно неравнодушен к рыжеволосой девочке. С каким тайным благоговением следил он за каждым ее движением, даже когда разговаривал с Вадимом! Пожалуй, не стоит раньше времени беспокоиться. Жизнь все расставит на свои места. С чего он решил, что может потерять влияние на сына из-за простого детского увлечения?

— Что ж, давай знакомиться, — сказал он, подходя к Сане и протягивая руку. — Петр Ефимыч Березин, отец Вадима.

— Александр Юрьевич Никитин, — без тени смущения представился Саня, крепко пожимая протянутую руку, будто только и делал, что здоровался со взрослыми мужчинами.

— Выражаю тебе, Александр Юрьевич, благодарность за то, что Вадима не забывал. После школы что собираешься делать?

— Поеду в Питер в институт поступать.

— Доброе дело. Выбрал уже в какой?

— Конкретно не выбрал, я не знаю ваших институтов. Но учиться буду на зоолога или биолога. Это точно.

Петр Ефимыч только открыл рот, чтобы обещать свою помощь при поступлении, как Вадим изо всех сил дернул его за пиджак.

— Пап, мне надо с тобой поговорить, — он настойчиво тянул отца в сторону.

— Я сказал что-нибудь лишнее? — спросил Березин, решив до конца выдерживать роль демократичного родителя.

— Чуть не сказал. Не надо ему ничего обещать и предлагать. Он любит все делать сам.

— Похвальное качество. Раз уж мы отошли, я бы хотел тебя предостеречь, как человек взрослый и опытный: не спеши так накрепко привязываться к Сане. Как бы потом не постигло тебя горькое разочарование.

— Ты его совсем не знаешь, — горячо зашептал Вадим. — Он самый лучший! Я никогда в нем не разочаруюсь. Да если бы ты знал… если б знал, что он для меня сделал. — Он чуть было не рассказал, как Саня вытащил его из смертельной ловушки на болоте, но вовремя спохватился, сообразив, что вместо чувства благодарности может вызвать у отца чувство страха перед местной природой, и тогда Свирицы ему уж точно больше не видать.

— Ты меня не понял, — продолжал терпеливо объяснять Березин, — Саня, безусловно, чудесный парень — это видно по его лицу, только той идеальной дружбы, о которой ты мечтаешь, на самом деле не существует. Уж поверь своему отцу. Каждый мужчина в конце концов заводит семью, детей, и тогда дружба отходит на второй план, если вообще не забывается. А Саня твой уже влюблен, он тебе говорил?

— Не говорил, но я и сам заметил. Только это ничего не меняет. А Саня всегда знает, что делает.

— Ни один человек не может всегда знать, что делает, — возразил Петр Ефимыч. — Ты поймешь это, когда вырастешь.

Вадим, однако, уперся к досаде отца. Что бы тот ни говорил, какие бы аргументы ни приводил, он не подозревал, что между Вадимом и Саней существовала священная тайна, перед которой любые трезвые житейские доводы превращались в пустой звук.

Пора было трогаться в обратный путь. Вадим расцеловался с бабушкой и дедом, обнялся с Саней, и — чего уж считаться — с Михаилом, а Вере вернул поцелуй, коснувшись губами ее атласной щеки.

— Прощай, коза-дереза, — сказал он, — не оставляй его надолго одного.

— Теперь он не сможет скрываться, — заржал Мишка, — теперь школа начинается. Влипушки! Спасайся, кто может!

— Вредина! — обиделась Вера и отвернулась, закусив яркую губу, а Саня показал охальнику кулак.

Оставаться долго в одном состоянии для Веры было неестественно. Уже через минуту она сменила гнев на милость и вспыхнула улыбкой, отчего на щеках у нее заиграли золотинки. Она остановила на Сане взор ребенка, которому купили долгожданную игрушку, но еще не дали в руки.

— Вообще-то… а что? Должен ведь кто-то о нем заботиться?

Совсем скоро Вадим с отцом и его спутниками добрались на моторке до пристани и пересели на речной трамвай. Свирица оставалась позади, но Вадим не грустил. Жизнь его только начиналась.