— Дай мне руку! — повторила она медленно и разборчиво.

— Да он не понимает! — вмешалась Сара.

— Вижу, — вздохнула Лесли. — Ладно, попробуем по-другому. У тебя найдется деревяшка плоская, вот такая? — отмерила руками примерно фут.

— Ага, сейчас принесу.

Достав из кармана рюкзака моток стираного-перестиранного, но все еще прочного бинта, Лесли снова наклонилась к Джедаю и попыталась отцепить от его поврежденной правой руки поддерживавшую ее левую.

— Не бойся, я аккуратно… я не сделаю больно… — она ожидала сопротивления, но он покорно разжал пальцы. — Сейчас мы тебе руку перевяжем, и болеть меньше будет, — поймала себя на том, что разговаривает с ним с теми же интонациями, что говорила бы с раненой собакой.

С покорным безразличием он воспринял и наложенную ему на руку повязку, и примотанный к ней снизу принесенный Сарой плоский отщепок полена, и перевязь через шею, на которой Лесли подвесила все это сооружение. К этому времени она уже поняла, что от него самого добиться каких-то действий трудно, но зато он не сопротивляется, когда его ворочают, как большую куклу.

Поэтому, подтащив к его спине рюкзак, она продела ему под мышки лямки и застегнула. Отошла на два шага, потянула за поводок.

— Вставай!

Джедай выпрямился с неожиданной легкостью, казалось, он даже не заметил висевшего за плечами груза. Лесли закинула себе на спину мешок с овощами.

— Ну что, двинулись?

Перевозчик уже ждал у лодки. Отдал два хлеба — еще теплые, с припыленной мукой румяной корочкой — и хозяйственно потребовал обратно тряпицу, в которую они были завернуты.

Лесли несколько беспокоилась, не откажется ли Джедай садиться в лодку, но он шагнул туда так, будто делал это по десять раз на дню, и уселся на скамейку на корме. Так же без проблем он вылез из лодки на противоположном берегу — ловко перемахнул через борт, оказавшись по щиколотку в воде, и затопал к суше.

Отойдя на пару сотен шагов от берега, Лесли пришла к выводу, что вести человека на обмотанном вокруг шеи ремне ей не по душе, притормозила и перевязала поводок на запястье его левой руки.

Дальше они пошли уже без остановок.

Больше всего Лесли не любила эти переходы от поселков и к поселкам — в одиночку, без предупреждавшей ее о любой опасности Стаи она чувствовала себя почти что голой. Хотелось как можно быстрее добраться до речушки, где ждали собаки, поэтому она все прибавляла и прибавляла шагу.

Джедай топал рядом; не отставал, хотя на лбу выступили капли пота. Когда Лесли, решив обойти каменистую впадину, легонько потянула его за поводок, послушно свернул вслед за ней.

— Молодец! — она потрепала его по локтю.

Снова бросилась в глаза татуировка — трехзубцовый щит и надпись в нем. Что-то в ней было странно знакомое, но где, у кого она могла такое видеть?

Некоторое время Лесли пыталась вспомнить, потом решила не напрягаться — рано или поздно само придет в голову.

Когда стемнело, до речушки еще оставалось мили полторы. Конечно, льющегося с неба серебристого света вполне хватало, чтобы видеть окружающее, но ходить, да еще с грузом, при этом свете Лесли не любила — он почти не давал тени, так что запросто можно было не заметить камень или выбоину и подвернуть ногу.

Быстро похолодало, и вскоре она в легкой футболке уже ежилась и чуть ли не стучала зубами. Но останавливаться, развязывать рюкзак и доставать куртку не хотелось — хотелось быстрее, не задерживаясь, добраться до стоянки.

Наконец вдали завиднелась темная полоска — кусты ивняка вдоль берега. Лесли прибодрилась: до стоянки оставалось всего ничего. И только тут до нее вдруг дошло, что собак до сих пор не видно и не слышно — а ведь обычно они чувствовали ее приближение издали и неслись встречать!..

Осознание это пробежало по спине неприятным холодком. Она резко затормозила. Джедай натянул поводок, Лесли нетерпеливо дернула его: да стой ты!

Прислушалась — вокруг все было тихо; ни шороха, ни крика ночной птицы. Она еще секунду помедлила — и свистнула, громко и протяжно, направляя приставленной к верхней губе ладонью звук вниз, к земле. Это означало призыв, общий сбор стаи.

Свист еще не успел затихнуть, а они уже бесшумными призраками выскочили из сумрака. Пространство вокруг Лесли наполнилось мохнатыми телами — они толкались боками в ее колени, подсовывались под руки. Она присела — в щеку тут же ткнулся холодный мокрый нос; обняла первую попавшуюся лохматую башку.

— Господи, ну куда вы все делись? Чего вы меня так напугали, а?

И только тут сообразила — Джедай, все дело в нем! Собаки учуяли чужака, поэтому осторожничали и, пока она не позвала, не решались подойти.

Лесли выпрямилась, подозвала Алу.

— Смотри, это — Джедай! — раскрыла его ладонь, дала понюхать. — Он теперь будет ходить с нами.

До стоянки они добрались за несколько минут.

Скинув с плеч мешок, Лесли сняла рюкзак с Джедая, отвязала от его руки ремень и была несколько удивлена, когда он тут же развернулся и зашагал в темноту.

Куда его понесло? Нет, она не боялась, что он сбежит — собаки его найдут и в миле отсюда. Но все же — куда это он?

Через минуту ее слух уловил характерное журчание. Она усмехнулась — смотри-ка ты, хоть тут соображает, стесняется.

Вернулся он скоро, сел у занимающегося костерка и уставился на огонь.

Лесли сходила к реке, умылась и принялась готовить ужин — похлебку, которую на сей раз можно было щедро сдобрить и картошкой, и луком. Этим вечером ее ждало целое пиршество — ведь были еще хлеб и колбаса!

Порой она поглядывала на Джедая. Он сидел неподвижно, огонь отблескивал в его глазах, как если бы они были сделаны из стекла.

Собаки, то одна, то другая, подходили к нему, осторожно обнюхивали — он не обращал на это внимания, казалось, вообще их не замечал.

Надо бы организовать ему какую-то одежду, не может же он все время ходить полуголым! Конечно, у нее были запасные штаны и пара футболок, но отдавать их ему Лесли не собиралась, да они бы на него и не налезли. Придется что-нибудь для него подыскать в следующем поселке, а пока… она подошла, коснулась его плеча холодное; достала запасное одеяло и накинула ему на спину.

Похлебка сварилась быстро — мясо гремучки тем и хорошо, что не требует долгой готовки. Лесли сняла котелок с огня и понесла к речке — остудить на мелководье; вкопала донышком в мокрый песок, прикрыла крышкой и пригрозила собакам:

— Ух я вас! Только посмейте тронуть!

Набрала в другой котелок воды, подвесила над костром и снова вернулась к реке; попробовала похлебку — пожалуй, уже достаточно остыло.

Когда она начала разливать еду по мискам, Джедай поднял голову. Ну еще бы — запах такой, что у нее самой слюнки текут.