Это я много раз хотел сказать Вам, но решился только теперь, на прощанье.

Желаю Вам не меньше энергии и бодрости, чем Вы проявляли до сих пор, и наискорейшей победы. Крепко обнимаю. Прощайте…»

Иоффе был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве, где пять лет спустя обретет место вечного упокоения Надежда Аллилуева, которая была таким же идеалистом, как и он, и испытала такое же глубокое разочарование. Содержание письма Иоффе вскоре стало известно каждому ответственному партработнику в Кремле. Надежду оно сильно обеспокоило. Слова Иоффе о термидоре, финальном месяце Французской революции, когда она изменила себе, оказалось на удивление мрачным пророчеством.

Сталин, ослабив влияние Зиновьева и Каменева, объединившись с Бухариным и Рыковым, теперь выступил против Бухарина. В июле 1928 года между ними произошел откровенный обмен мнениями, и Бухарин был потрясен. В состоянии отчаяния он обратился к Каменеву, открыто выдвинув свои обвинения: «Сталин задушит нас всех. Он знает одно только мщение – главное, вонзить нож в спину». Каменев, не подумав, рассказал об этой эмоциональной реакции Зиновьеву. Их беседу подслушали работники НКВД. Даже если эти двое еще не были обречены, стенограммы разговора уже решили их судьбу. Год спустя Бухарин был исключен из Коминтерна.

Не прошло и трех лет со дня смерти Надежды, как шестерни репрессивной машины пришли в движение. Отправной точкой начавшейся кампании чисток стало убийство Сергея Мироновича Кирова, первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б). До него во главе Ленинграда находился Зиновьев. На снимке, сделанном на борту яхты Сталина, Светлана стоит рядом с отцом, а на заднем плане виден Киров в морской фуражке. Вскоре 1 декабря 1934 года Киров был убит на своем рабочем месте в Смольном, в Ленинграде.

На семейном фото мы видим улыбающегося Сталина, его маленькую дочку в матроске и ничего пока еще не подозревающего Кирова. Это яркая иллюстрация той эпохи, странного сочетания простодушной наивности общества и приближающегося террора. Подобная ситуация и позже поставит Светлану перед необходимостью неизбежного выбора. Годы, проведенные ею в Кремле, были наполнены кровавыми событиями, о которых она ничего не знала. Да она, вероятно, не в состоянии в полной мере осознать всю их сложность и значимость последствий.

Еще когда Светлана была школьницей, ей преподали урок, что лучше не заводить постоянных друзей, чтобы впоследствии не мучила боль расставаний. Девятилетняя девочка проводила много времени с мальчиком Мишей, сыном Авеля Сафроновича Енукидзе, одного из старых друзей и соратников по революционной борьбе ее отца.

Енукидзе, бывший на три года старше Сталина, возглавлял революционное подполье в Баку. Именно вследствие того, что он был товарищем по оружию Сталина, его положение стало шатким. Енукидзе просто «слишком много знал». Он мог рассказать, что роль Сталина на начальном этапе революционного движения явно была вторичной. Старомодный и прямолинейный, Енукидзе, видимо, не понимал, что у Сталина усиливается патологическая потребность во всеобщем признании его героической личностью во всех его свершениях, в прошлом и настоящем.

Енукидзе занимал пост секретаря ЦИК СССР. Он знал досье многих партийных деятелей, составленные по приказанию Сталина. Согласно свидетельству Хрущева, Енукидзе «по инициативе Сталина» подписал постановление ЦИК, принятое в день убийства Кирова в 1934 году. Почти тридцать лет спустя Хрущев признался, что «обстоятельства, связанные с убийством Кирова, до конца не выяснены, они необъяснимы и загадочны».

От Енукидзе также не смогли добиться, чтобы он выразил свое глубокое восхищение Сталиным. В своих опубликованных мемуарах он не назвал Сталина «основателем» революционного подполья в Баку и организатором нелегальной типографии. Его заставили заявить в «Правде», вышедшей 16 января 1935 года, что не он, а Сталин и его соратники создали Бакинский комитет РСДРП. В свете этого он был принужден заново отредактировать свою автобиографическую статью для Большой советской энциклопедии. В марте того года он был снят со своего поста в Москве и переведен на работу в Закавказье.

Енукидзе состоял в рядах РСДРП с 1898 года и потому считал, что имеет полное право вмешиваться в рассмотрение дел ведущих коммунистов в процессе чисток. Хрущев презрительно отозвался о нем в статье от 13 июня 1937 года в «Правде», сказав, что «Енукидзе растерял все свои качества большевика, хотел играть роль „добродушного дяди“ в отношении врагов нашей партии».

Польская журналистка Ванда Броньска-Пампух, которая ходила в ту же школу, что и Светлана, рассказывает, что, когда дочери Сталина было 13 или 14 лет, ее одноклассница Галя обратилась к ней с просьбой о помощи. Дело обстояло следующим образом.

«Отец Гали был неожиданно арестован ночью. Галя и Светлана три года сидели рядом за одной партой. Они часто списывали друг у друга и делились своими детскими тайнами. Светлана часто бывала у Гали на даче, а та, в свою очередь, приезжала со своими родителями к ней за город. Их отцы были старыми друзьями.

За обедом Светлана попросила отца помочь Гале и исправить досадную ошибку. Она была удивлена, когда отец ничего ей не ответил, продолжая молча разрезать мясо. Она настаивала, сказав, что, по крайней мере, можно обратиться в НКВД. Тогда он объяснил ей, что эта организация в своей работе не допускает ошибок. Так как до нее не дошел смысл сказанных им слов из-за его сухого и равнодушного тона, он еще раз повторил: „НКВД никогда не ошибается. Ты должна это понять!“ Тогда она расплакалась: „Но я так люблю Галю!“ „Ты можешь любить кого хочешь, – отец попытался объяснить ей более мягко, – но ты не должна потакать таким людям“. В то время на карту были поставлены более важные вещи, чем дружеские чувства, – революция и советская власть. Конечно, Светлана не хотела, чтобы революция потерпела поражение. Ее воспитали так, что она искренне верила в нее. Но отец Гали тоже боролся за революцию, он был товарищем по оружию Сталина.

„Хватит! – неожиданно воскликнул Сталин, ударив кулаком по столу. – Да, он был моим товарищем, даже другом – ты это понимаешь? Но он забыл обо всем, он стал врагом, предателем, контрреволюционером!“ Сделав паузу, он продолжал говорить с мрачным выражением лица, обращаясь, скорее, к себе, чем к ней: „Его нужно уничтожить, он должен быть раздавлен как вошь – он и все подобные ему. Они не имеют права на жизнь, не имеют больше такого права“.

Когда на следующий день в школе Галя подошла к Светлане, та постаралась быть столь же твердой и бесстрастной, как и ее отец. „Твой отец враг народа!“ – произнесла она достаточно громко, чтобы ее