— Что это? Просто скажи мне, — сказала она, наконец встретившись с ним взглядом.

Он сжал челюсть.

— Ты не ведешь себя так, как будто кто-то когда-то доставлял тебе удовольствие.

Скай стиснула зубы, чтобы смолчать. Потому что она чувствовала, что может реагировать очень бурно. Смущение, гнев, боль, возбуждение, плач, крики, рыдания.

Все эти эмоции рвались наружу. Бенуа был прав, она была почти что девственницей.

— Алистер был… мы были молоды.

Почему она защищала его? Потому что они были молоды. Они не знали лучшего. У них не было опыта.

— Насколько молод? — живо спросил Бенуа.

— Мы не нарушали законы, — сказала Скай с легкой улыбкой. — Мы официально встречались. Он просто…

— Оказывал на тебя давление? — Бенуа замер.

— Нет. Не так, как ты думаешь. Мы были вместе последние два школьных года. Я даже не знаю, чем я так привлекла его, даже сейчас не понимаю. Мы почти не виделись. Я была так занята делами сестер и школой. И он был терпеливым, добрым и понимающим. Но когда пришло время перейти к следующему этапу в нашей жизни после школы, он подумал, что я поеду с ним в Лондон.

— Ты не хотела?

— Я хотела. Но Саммер собиралась сдавать выпускные экзамены в школе, Стар тоже. Я не могла уехать. Ему было больно, грустно. И… — Она пожала плечами, не находя слов.

— Ты переспала с ним, потому что не могла поехать с ним в Лондон?

— Я хотела, чтобы у него было то, что он хотел, — сказала она, и ее щеки запылали. Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что сделала глупость.

— Но ты хотела?

— Да, — ответила она. Она хотела, чтобы ему было хорошо.

— Ты не должна делать из себя такой подарок. Твоя сексуальность, твое удовольствие — это не то, что нужно отдавать. Ты можешь поделиться им, но в то же время ты должна оставить это для себя.

— Тебе нужно еще что-нибудь узнать о нем или мы закончили? — выдавила из себя Скай.

— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, — сказал он, и тон его голоса сразу стал приветливее, за что она была ему бесконечно благодарна. Потому что то, что он сказал, вызвало у нее тепло, боль и радость одновременно.

— И о твоих подругах? Нет, спасибо.

— Действительно? Ты не хочешь меня ни о чем спросить?

— Не особенно. Хотя… Нет. Вообще-то, я и знать не хочу, — сказала она, смеясь, и потянулась к стоявшему на столе бокалу с вином. Вино было сухим с фруктовым оттенком.

— А как насчет твоих родителей? — спросил Бенуа, изучая ее поверх края собственного бокала. — Ты сказала, что твоя мама — свободолюбивая личность?

— Да. Она именно такая: струящиеся юбки, цветы в волосах, фестивальная программа. Ее голова витает в облаках, но у нее большое сердце, — сказала она, улыбаясь при воспоминании о Мариам Соме, которая могла забрать их из школы, чтобы поиграть с ними на поле с полевыми цветами. Она была необыкновенной.

— А твой отец?

— Профессор.

— В какой области?

Он явно не удовлетворился ее односложными ответами.

— Английская литература. Они познакомились в университете в Лондоне, и у них был страстный роман до того, как мама решила, что «университетское образование пронизано идеями отцовского покровительства».

— Ей тоже не нравится патриархат? — поддразнил Бенуа.

Этимологически патриархат означает структуру правления, неравномерно распределенную в пользу отцов, — объяснила Скай, слегка поморщившись от тона собственного голоса, но не в силах остановиться. — Так что я согласна с мамой в этом вопросе.

Его улыбка подействовала на нее как холодный душ.

— В каком университете ты училась?

— Я не училась в университете, — сказала Скай, нахмурившись и потянув за нитку красивого пледа, покрывающего ее колени.

— Действительно? Разве нет? — Удивление в голосе Бенуа задело, но и обрадовало ее. Ей было приятно думать, что Бенуа считает ее образованной.

— У нас не было денег.

— Университетский профессор не мог отправить свою дочь в университет? — Его голос звучал растерянно и в то же время возмущенно.

— Папа снова женился, и они с женой хотели… решили, что… — Ей не нравилось, что она вынуждена говорить об этом. Ведь не так сложно сказать правду. — Они вкладывают деньги в образование своего сына.

— Что?

— Все в порядке, — сказала она ему так же, как говорила своей матери и отцу, когда он сказал ей, что не может помочь. Хотя у него было достаточно денег. Но он и его жена просто решили не помогать ей.

— Нет, не в порядке. Какая она мать?

— Хорошая, насколько я могу судить, — честно ответила Скай. — Она любящая, идеальная мама, домохозяйка, член родительского комитета. Мать, которая готовит ребенку еду с собой в школу, помогает ему с домашним заданием и всегда напоминает про сменную обувь.

— Ты проводила много времени с новой семьей отца?

— Пару выходных, когда еще была маленькой, — сказала Скай, вспомнив, как она себя чувствовала, когда уезжала из дома, чтобы провести выходные с отцом, и как ей было приятно возвращаться домой. Она была нелепа, неуклюжа и нигде не ощущала себя на своем месте. — Я произвела не самое лучшее первое впечатление. Я была немного диким ребенком, бегала голышом, устраивала беспорядок и портила вещи. Маргарет, папина жена, не могла со мной справиться, и, сколько бы я ни старалась быть такой дочерью, которую она хотела бы иметь в своем доме, это, похоже, не помогало.

— Зачем ты старалась понравиться ей? — высокомерно спросил Бенуа, полный самоуверенности, которой у нее никогда не было.

— Потому что я хотела проводить время с отцом! — горячо ответила она. — Потому что мне хотелось бы познакомиться с моим братом. Потому что там была половина моей семьи. Это не так просто, как кажется, — не замечать, что думают другие люди, Бенуа, — сказала она, опасаясь, что слезы, которые подступали к глазам, могут вырваться наружу.

Она ощутила его взгляд на своем лице, на своей коже и почувствовала, как он отвернулся.

— Так вот что вы будете делать с деньгами? — спросил Бенуа, нарочно меняя тему.

Возможно, им нужно было узнать друг друга получше, но он не хотел давить на нее еще больше.

Потому что ее рассказ о семье был созвучен с его собственной болью. Ведь Ксандер, часть его семьи, тоже оставил его.

— С драгоценностями? — переспросила она. — Нет. Думаю, я слишком стара, чтобы поступать в университет.

— О, я не знал, что людям отказывают в поступлении в университет после того, как им исполняется двадцать пять лет.

— Двадцать шесть.