Инвесторам не очень понравилось то, что их менеджер все же пустил деньги на сомнительное дело. Как выразился один из них: «У Майка безошибочное чутье на нужные акции. А чем он занимается?» Одни были недовольны тем, что человек, в чьи обязанности входил отбор акций, опустился до никуда не годных ипотечных облигаций; другие удивлялись, почему Goldman Sachs продает дефолтные свопы, если те такой лакомый кусочек; третьи сомневались в разумности попыток объявить конец 70-летнего периода подъема рынка жилой недвижимости; четвертые вообще плохо представляли, что такое дефолтные свопы и в чем их суть. «Я не раз убеждался в том, что апокалипсические прогнозы на американских финансовых рынках редко реализуются в объявленные сроки, – написал Бэрри один инвестор. – За время моей работы они делались неоднократно и обычно не сбывались». В ответ Бэрри пояснил, что, предвидя Армагеддон, он не делает на него ставку. В этом-то и заключалась вся прелесть дефолтных свопов: они позволяли получить огромную прибыль даже в том случае, если лишь крошечная доля этих сомнительных ипотечных кредитов окажется проблемной.

Сам того не желая, он втянулся в дебаты с собственными инвесторами, чего ужасно не любил. «Ненавижу обсуждать идеи с инвесторами, поскольку в таком случае превращаюсь в защитника идеи, а это плохо сказывается на мыслительном процессе». Если вы получаете статус защитника идеи, вам сложно изменить свое мнение на ее счет впоследствии. У него не осталось выбора: люди, доверившие ему деньги, не верили в возможности так называемого макроанализа. Они могли понять, как этот талантливый молодой человек, копающийся в финансовых отчетах, отыскивает маленькие компании, на которые никто больше не обращал внимания. Но они не понимали, зачем ему углубляться в тенденции и глобальные факторы, очевидные для любого американца, смотрящего новостные каналы. «Я слышал, что White Mountains пожелала мне заниматься своим делом, – писал Бэрри одному из своих первых инвесторов. – Правда, я не уверен, что White Mountains хотя бы примерно представляет, чем я занимаюсь». Никто не видел того, что открылось ему: дефолтные свопы были частью его глобального поиска стоимости. «Я нахожусь в непрерывном поиске стоимости, – писал он White Mountains. – Меня не отвлекает ни гольф, ни прочие хобби. Стоимость – вот моя цель».

Основав Scion, Майк Бэрри предупредил инвесторов: поскольку он делает необычные ставки, оценивать результаты его деятельности следует по прошествии некоторого времени, скажем лет пяти. Но теперь инвесторы оценивали буквально каждый его шаг. «Первоначально люди вкладывают в меня деньги из-за моих писем, – говорит он. – Но, сделав инвестицию, они почему-то перестают их читать». Фантастический успех Бэрри привлек множество новых инвесторов, но суть его деятельности интересовала их в гораздо меньшей степени, нежели возможность быстро заработать. Каждый квартал он отчитывался, сколько потерял или заработал на отборе акций. Сейчас же ему приходилось объяснять, что из финансового результата они должны вычесть… страховую премию по низкокачественным ипотечным облигациям. Один из нью-йоркских инвесторов угрожал ему по телефону: «Знаете, многие подумывают о том, чтобы забрать свои деньги».

Поскольку в соответствии с контрактом средства инвесторов были на некоторое время «заблокированы» в Scion Capital, инвесторам не оставалось ничего иного, кроме бомбардировки Бэрри нервными письмами с просьбой обосновать выбранную стратегию. «Люди хотят знать, сколько они получат, +5 % или –5 %, через пару лет, – отвечал он инвестору, выступавшему против новой стратегии. – На самом деле вопрос нужно ставить иначе: кто на протяжении 10 лет делает 10 % в год? И я убежден, что для достижения такого результата мне нужно смотреть дальше ближайшей пары лет… Мне нужно сохранять непреклонность перед лицом массового недовольства, если того требуют фундаментальные показатели». За пять лет с момента основания фонда индекс S&P 500, относительно которого его оценивали, снизился на 6,84 %. За этот же период, как он напомнил инвесторам, рост Scion Capital составил 242 %. Бэрри начал было считать, что сам свил себе веревку, но это было не так. «Я возвожу великолепные замки из песка, – писал он, – но приливная волна накатывает и разрушает их раз за разом, раз за разом».

Как ни странно, но пока инвесторы Майка Бэрри нервничали, контрагенты с Уолл-стрит стали проявлять живой интерес к его замыслам. В конце октября 2005 года ему позвонил трейдер из Goldman Sachs, работавший с низкокачественными ценными бумагами, и поинтересовался, почему тот приобретает дефолтные свопы на такие специфические транши ипотечных облигаций. Во время беседы трейдер обмолвился, что несколько хедж-фондов уже наводили справки в Goldman о том, «как осуществлять короткие продажи на рынке жилья по примеру Scion». Среди любопытствующих оказались и те, кого Бэрри в свое время хотел привлечь в Milton’s Opus. «Эти люди, в общем и целом, понятия не имели, как совершаются подобные операции, и хотели, чтобы Goldman помог им, – писал Бэрри в электронном письме своему финансовому директору. – Подозреваю, что Goldman все-таки помог, хотя и отрицает это». Теперь-то он понял, почему не удалось привлечь деньги для Milton’s Opus. «Если все разжевать, люди приходят в восторг и им начинает казаться, что они и сами со всем справятся, – жаловался он другу по переписке. – А если не разжевывать, дело кажется жутким и непонятным, и мне никто не хочет давать деньги». Таланта выгодно преподносить товар у него не было.

Рынок низкокачественных ипотечных облигаций стал привлекать все больше и больше внимания. Неожиданно 4 ноября, Бэрри получил электронное письмо от Грега Липпманна, занимавшимся такими бумагами в Deutsche Bank. Еще в июне Deutsche Bank прекратил отношения с Майком Бэрри, поскольку тот, по мнению банка, выставлял слишком агрессивные требования в отношении обеспечения. Теперь же их представитель как ни в чем не бывало сообщал, что хотел бы выкупить шесть первоначальных дефолтных свопов, приобретенных Scion в мае. Поскольку $60 млн представляли лишь крошечную долю портфеля Бэрри и поскольку он желал иметь дело с Deutsche Bank не более, чем Deutsche Bank желал иметь дело с ним, то с выгодой для себя перепродал свопы банку. Грег Липпманн тут же отправил еще одно сбивчивое предложение: «Может, вы согласитесь продать и другие облигации?»

Грег Липпманн из Deutsche Bank хотел выкупить его миллиард долларов в дефолтных свопах! «Благодарю за предложение, Грег, – ответил Бэрри. – Пожалуй, на этом мы остановимся». Отправляя письмо, он задумался: «Как странно, я не контактировал с Deutsche Bank уже пять месяцев. Откуда же Грег Липпманн узнал, что я владею огромным количеством дефолтных свопов?»

Через три дня на него вышел Goldman Sachs. Брокер по имени Вероника Гринштайн позвонила ему по мобильному телефону, как поступала всегда, когда не хотела, чтобы разговор записывался. (Фирмы с Уолл-стрит с недавних пор записывают все звонки из отдела операций с ценными бумагами.) «Не окажете ли мне услугу», – обратилась Вероника к Бэрри. Она тоже хотела приобрести энное количество его дефолтных свопов. «Руководство обеспокоено», – пояснила она. Ее руководство считало, что трейдеры продавали страховки, не обеспечив возможности их обратного выкупа. Не согласится ли Майк Бэрри по очень хорошей цене продать им $25 млн свопов на низкокачественные ипотечные облигации на его усмотрение? Просто чтобы успокоить руководство Goldman Sachs, вы же понимаете. После этого разговора он решил перезвонить в Bank of America и узнать, не продадут ли они ему еще дефолтные свопы. Нет, не продадут. Они сами хотели бы их купить. Следующим отметился Morgan Stanley – и снова без всякого предупреждения. Бэрри не так часто доводилось иметь с ними дело, но Morgan Stanley определенно жаждал купить все, что у него имелось. Он не мог понять, с чего вдруг все эти банки возжелали приобрести страховку на низкокачественные ипотечные облигации. Напрашивался один очевидный ответ: кредиты с угрожающей скоростью становились проблемными. В мае Майк Бэрри сделал ставку на свое знание человеческого поведения: кредиты просто не могли не стать проблемными. В ноябре все так и случилось.