Она тоже любила его. Поддерживала, помогала, не требуя ничего взамен. «Скажи мне, что нужно тебе, и ради тебя я сделаю все. В целом мире никто другой не поступит так. Ты — единственный, кому я когда-либо доверяла. Единственный, кому я верю».

С ней было спокойно и просто. Она понимала, что нужно ему и когда нужно. Она была единственной женщиной, которая знала его так же глубоко, как Крит. Она знала, что он делал, являясь глазами и ушами пасынков, она читала его тело, как книгу, и раскрыла ему глаза на ту пытку, которой он изнурял сам себя, ведя борьбу с дурными наклонностями. Она связала воедино струны его души и заставила быть с ней нежным и сентиментальным, обнажив его глубоко скрытую чувственную суть, которую не смог постичь даже Крит. Он мог отдать ей всего себя без остатка и заснуть в ее объятиях так, как не спал ни с одной из своих любовниц. Заснуть без настороженности, от которой не в силах был никогда избавиться доселе. Он, ни на что не надеющийся циник. Объятия Ишад пьянили, а в глазах раскрывалась бездонная вселенная, в которой пасынок становился молодым мужчиной по имени Страт, храбрым и мудрым… Стратом, который в глазах Крита был дураком, на взгляд Темпуса — предателем, а для всех остальных кровавым мясником.

Страт поднял седло. Его гнедой, которого подарила ему Ишад. стоял неподвижно, пока неистовый жеребец Крита методично превращал стойло в руины. Крит больше так и не появился.

Проверив упряжь, Страт взял коня под уздцы и вывел его из конюшни.

Не исключен вариант, что Крит, упустив свой шанс, поджидает его на улице. Глупец, борющийся за не правое дело.

Наклонив голову и укрывшись за корпусом лошади, Страт направил гнедого к выходу. Жеребец мощно рванулся вперед. Пролети в эту секунду мимо стрела, воин не смог бы ее заметить. Резко обогнув грязную лужу, гнедой пересек дворик и резво трусил по аллее, пока Страт, натянув поводья, не осадил его

Он не имел ни малейшего понятия, куда направляется. Просто держись подальше от происходящих событий, напутствовала его Ишад. Стратон послушал ее тогда, поскольку за ее тоном скрывалось нечто, имеющее какое-то отношение к Роксане и несущее в себе опасность и угрозу. Они с Ишад понимали друг друга так же, как когда-то с Критом. Она была первой женщиной, с которой Страт заключил безмолвное соглашение о разделе сфер влияния. Ишад занималось магией, а Страт управлял городом.

Страта всей душой тянуло к ней, но он не знал, будет ли искать Ишад сегодня вечером, искать, чтобы просто убедиться, что с ней все в порядке и что они расстались не из-за возникшего непонимания. Как все изменилось. Крит вернулся и требует порвать с ней. А что до Темпуса, то лишь богам известно, какие мысли роятся в его голове.

Если этот пришелец положит конец тому, что есть… было… между нами…

Слово за тобой.

Слово за ним, и оно прозвучало. Послушает он ее и не отправится к ней сегодня вечером или же нарушит запрет? В душе его царило смятение, он мучительно пытался припомнить ее поведение в последние дни и понять, что значили ее слова. Понять и решиться: нарушить безмолвное соглашение или рискнуть, как чувствовал Стратон, своей жизнью, дабы избавиться от терзающих душу сомнений или подтвердить их.

Черт бы побрал Крита заодно с Темпусом, которые явились как раз в тот момент, когда уже почти все было под контролем. Своим появлением они свели на нет все, чего ему удалось добиться, и напоили ядом вероломства его с Ишад отношения. Ведь именно она, неожиданно для самого себя подумал Страт, была единственной его беззаветной страстью, единственным уголком покоя в его не знающей мира душе.

Гнедой выровнял шаг и затрусил по длинной мощенной булыжником улице, хранившей следы недавних столкновений. Группировки, сражающиеся за власть.

Воин вдруг словно пробудился, впервые с тех пор, как Ишад отступила перед лицом Крита, взывавшего о верности к клятве. В голове звучал шепот Ишад.

Единственный — единственный, кто понимает, сколь все неустойчиво…

Единственный, кто достоин использовать возможность удержать власть в городе…

Единственный, кто может ею как-то воспользоваться, в отличие от теряющего контроль принца, от жрецов и командиров, служащих, иным силам…

Ты та единственная надежда, что есть у меня, единственная надежда, что этот город может стать чем-то большим, нежели имперское захолустье…

Страт, возможно, ты и не снискал к себе любви, но тебя уважают. Люди знают, что ты честен. Они знают, что ты всегда сражался за этот город, и даже илсигам ведомо это. Они уважают тебя, единственного из Рэнке…

— Илсиги, — смеялся он тогда.

— Ты верховодишь в городе, тебе же и быть его спасителем. Поверь мне, Стратон, никто иной не смог бы сделать то, что сделал ты, и ни один другой ранканец из известных илсигам не сделал столько для города…

…Они уважают тебя и в твоем лице Рэнке.

Темпус посчитал его за неудачника. Темпус явился в разгар смертельных плясок Роксаны и возложил на него всю вину.

Пусть Темпус сам поймет, на чьей стороне правда, пусть убедится, что он способен держать в руках поводья. Страт позаботится о мире между группировками, а Темпус пусть общается с богами. Темпус никогда не был привязан к одному месту. А Крит этот город просто ненавидит. Ну хоть бы кто-нибудь, кому доверяет Темпус, понял истинную суть происходящего. Ишад и Санктуарий.

* * *

Внизу послышался шум, растворилась дверь. Лежавшая в постели Мория поправила одеяло, не в силах даже поднять голову. Всю ночь небо полыхало наводящими ужас громовыми раскатами, предвещавшими не дождь, а скорее новую битву чародеек. Ее хозяйка против нисийской ведьмы. Пока всевозможные несчастья стороной обходили точно заново родившуюся Морию, элегантную, красивую, разодетую в дорогие ткани и увешанную украшениями. И все же у Мории для страха имелись все основания. По ночам в Санктуарий небеса бросались огненными молниями, ревели ветры, весь дом, от подвала и до мезонина, сотрясался от ужасных стенаний, а ко многому привычная челядь шарахалась от неведомо откуда возникавших призраков. В этом доме когда-то убили человека, и однажды на кухне появился закутанный в саван мертвец, до смерти перепугав повара, который опрокинул на пол огромное блюдо с жарким. Редкая ночь проходила без призрака мальчика, бегающего по аллеям усадьбы, а сама Мория как-то проснулась в ужасе оттого, что явственно ощутила, как некое существо укладывается рядом с ней на пуховый матрац. Терпение ее лопнуло, и она сообщила об этом Ишад. после чего все проявления нечистой силы вдруг прекратились. Кроме привидений, на улицах города то и дело возникали стычки, тут и там горели дома, и время от времени мимо усадьбы проносились в окровавленных плащах всадники в масках. Кто-то разорил дом бейсибской госпожи, которую по приказанию Ишад недавно навещала Мория. Девушка прекрасно знала и о Харка Бей с их ужасными змеями, и о той каре, которую они готовили всякому, кто наносил вред одной из них. Теперь Мория боялась чаш, кувшинов, корзинок и коробок, которые покупались в эти дни на рынке, уверенная, что некое ядовитое зелье настигнет ее в тот самый момент, когда Ишад будет занята иными делами. В том, что ответная месть госпожи будет ужасна, Мория не сомневалась, да только сама она к тому времени уже не сможет, сказать ей слова благодарности.