— Просто как в готическом романе, — сухо заметил Уорт. — Однако, окажись я тем самым Сизым Вороном, хотя я совершенно не поддерживаю это ваше утверждение, ответьте мне: зачем вы хотите убить его? Неужели вы не понимаете, что подставляете его под прицел врага?

— Но… война ведь окончена, сэр! Ваши враги… испарились.

— Не все.

— Но…

— Не все, — твердо повторил он, вставая. — И не притворяйтесь наивной, миссис Беннинг. Вы о многом узнали, лежа в том саркофаге. Но теперь уймите свое любопытство. Разве я не говорил вам, что вы должны забыть ту беседу?

— Но после такого строгого приказания я уже просто не могла не вспоминать о ней. Я не привыкла забывать важные вещи…

— Хорошо, тогда я еще раз повторяю: враги Сизого Ворона еще на свободе, а потому ему грозит опасность. С какой стати он должен участвовать в ваших представлениях?

Филиппа задержала дыхание, глядя на его нахмуренное лицо. Он наклонился к ней ниже.

— И чем таким вы можете меня завлечь, миссис Беннинг? Вежливыми кивками «здравствуй» и «прощай»? Местечком в своем гостевом листе?

— Именно, сэр. Место в гостевом листе, и не только в моем. Вы получите доступ в самые важные гостиные, к самым высоким особам. Подслушивая в саркофаге, я поняла, что несколько крупных общественных мероприятий могут подвергнуться чудовищной атаке. Хотите, я попробую угадать, какие именно? — Видя, что он кивнул, она продолжила: — Банкет Уитфорда?

Кивок.

— Гемпширские скачки?

Снова кивок.

— Золотой бал в Риджентс-парке?

— Но как вы догадались? — спросил он, глядя на нее с возросшим интересом.

— Очень просто. Для этого надо участвовать в общественной жизни, мистер Уорт. Все это самые главные события года, исключительно важные торжества, и их дают самые знатные люди. — Филиппа придвинулась к нему ближе. — А я обеспечу вам место в гостевом листе каждого из них.

— Но почему вы думаете, что у меня еще нет приглашения на них?

— Потому что вы для лондонского общества никто.

— Пожалуйста, не затрагивайте моих чувств, леди Беннинг, — насмешливо попросил он.

— Я хотела сказать, что вы не первый сын лорда, вы второй сын…

— И даже третий, это правда, — согласился он.

— Скажу больше. У вас нет не только титула, но и никаких надежд на получение его. У вас очень скромные перспективы. Ваш брат унаследовал баронский титул, и его жена надеется с помощью своей благотворительной деятельности приобрести связи и влияние. Они помогли вам получить приглашение в «Олмак», но, спорю на тысячу фунтов, вы уже голову сломали, гадая, как получить доступ на эксклюзив года. — Она мирно улыбнулась. — Вы нуждаетесь во мне!

Заметив, как он напряжен, она успокаивающим жестом положила свою руку на его.

— Однажды вы сказали, что я смогу всего добиться от вас, если я попрошу вас об этом правильно. И я прошу: пожалуйста, хотя бы рассмотрите мое предложение, не отказывайтесь сразу… — Она с невинным видом похлопала ресницами. — Ведь я прошу вас только подумать…

Он нежно прижал к своей груди кончики ее пальцев, а затем решительно отбросил ее руку.

— Это ваш единственный трюк? Я думал, вы более изобретательны…

Филиппа резко отодвинулась.

— Я не вполне понимаю вас…

— А я думаю, вы меня отлично поняли, — возразил он. — Ваш план просто смешон, и вы еще пытаетесь завлечь меня томными взглядами и рукой на моей рубашке, повторяя то, что однажды вам не удалось! Вспомните ваше приключение с маленьким Реджи. А может, вы перепутали меня с вашим любимым маркизом Бротоном? С ним бы этот жест отлично сработал. — Он встал, отступил к стеллажам, прислонясь к ним спиной. — Мои поздравления, леди Джейн отодвинута в сторону.

Она уставилась на него, не зная, как сопоставить этого серьезного, учтивого джентльмена с его развязной тирадой.

— О, мы прекрасно проводим время с маркизом, — спокойно улыбнулась она. — Мы так мило прогуливаемся вдвоем, а недавно он пригласил меня на пикник, где мы смогли лучше узнать друг друга.

— Нисколько не сомневаюсь. Трава в росе намного приятнее крышки саркофага.

Филиппа снова улыбнулась. Этот пикник был для нее всего лишь еще одним поводом поупражняться в науке флирта. Каждое слово в их галантной беседе было наполнено двойным и тройным смыслом. Подобные дискурсы были весьма в почете у светских персон. Видимо, словесные изыски отвлекли Бротона от желания поваляться на травке.

Впрочем, теперь она готова признать: искренний разговор с Маркусом Уортом кажется ей намного приятнее. И все же она не могла удержаться от искушения слегка подразнить его.

— Уверяю вас, мистер Уорт, моя… встреча с маркизом на крышке саркофага была вполне комфортабельной. Он почти заставил меня забыть о холоде, а я, как вы уже знаете, никогда ничего не забываю.

Отойдя от стеллажей, Маркус встал перед ней, прикрывая рукой усмешку.

— Вы изволили сказать «почти». Вы сказали: «Он почти заставил меня забыть о холоде».

Она кивнула.

— В таком случае, — продолжал он, посмеиваясь, — ваше свидание вышло совсем не таким удачным.

— Оно было замечательным, — возразила она.

— А я так не думаю. Будь ваше свидание таким замечательным, его жар раскалил бы крышку саркофага и вам не на что было бы жаловаться.

— Вы ничего не понимаете, — сказала она со злостью.

— Нет, это вы не понимаете… А мне достаточно было одной маленькой детали. Вы сами проговорились, что крышка была холодной, вы это отлично запомнили!

Она вскочила с дивана. Ее глаза заблестели у самого его рта. Расстояние между ними стремительно сократилось, и его губы легли на ее.

Это вышло так необычно… Его поцелуй взволновал ее своей нежной силой, и она неожиданно для себя ответила на него. Он совсем другой, этот Маркус! Он не пытается давить на нее, как Бротон, и все же подчиняет себе. Она просто растворяется в нем. Его руки не гладят и даже не касаются ее, слились только их губы… Но как она чувствует его… всю его силу и нежность! А что же с ней станет, если он начнет гладить ее волосы, шею, ключицы?

Ее пронзила дрожь, и она невольно раскрыла губы, пропуская его язык. Синий шелк ее платья слился с темным сукном его костюма. И, наконец, его рука коснулась ее волос, а потом спустилась ниже… И вот она уже у ее горла…

Но поцелуй закончился так же неожиданно, как и начался. Он медленно отстранился, и Филиппе пришлось последовать его примеру. Холодный воздух отчуждения повеял между ними. В легком изумлении она открыла глаза, ее сердце возбужденно билось… На его лице она читала отражение своих чувств. И затем понимающая усмешка приподняла уголок его рта, давая ей понять, что он видит ее насквозь, видит, что овладело ею в течение этих нескольких минут.