Парень, забившийся в дальний угол, мгновенно ответил:

– Кассета «В-26», нужный дубль на двадцать шестой минуте, – и передал Новоситцеву серую коробочку.

Видеоинженер запихнул протянутую Витей кассету в плейер и стал отматывать до нужной точки. Витя же отдал свободную минуту посетителям.

– Так что вас интересует?

– Леночка Кац у тебя работала?

– Да, визажа много было. Клиент хотел, чтобы сделали красиво.

– Получилось, – искренне сказала Лизавета.

Режиссер Новоситцев расцвел, даже по-девичьи зарделся. Вероятно, потупил глаза, спрятанные за круглыми темными очками. Витя носил непроницаемые очки, как и полагалось (он в это свято верил) подлинной звезде. Одевался и причесывался он так же, как голливудско-европейская кинознаменитость. Вернее, так, как с точки зрения российской околокиношной тусовки должна одеваться знаменитость столь высокого ранга. Витя носил очень яркие шелковые рубашки, пестренькие жилетки, черные пиджаки как бы «от Кензо», мешковатые брюки и либо черные, либо яркие – красные, зеленые, карамельно-розовые – замшевые ботиночки «о натюрель». В мочке уха поблескивала маленькая золотая сережка. Вот за сережку он и схватился, услышав Лизаветино «получилось»:

– Стараемся, старуха, стараемся. Ты же понимаешь, в нашем деле просто снять – значит ничего не снять…

Держался Витя Новоситцев также очень по-звездному, громко, звонко, с апломбом. Знал все, что должна знать в наши дни истинная знаменитость – от культового Кастанеды до культовых Тарантино и Родригеса. Конечно, он по нескольку раз видел все их фильмы и мог часами описывать монтажные склейки в «Отчаянном» или «Криминальном чтиве». Впрочем, его кругозор был шире просто «культового».

Витя умел ориентироваться на рынок, умел набивать себе цену и нравиться клиентам, которым по большому счету было начихать на тусовочный культ, им требовались иные знаки.

Поэтому Витя провел немало часов и дней у голубого экрана, рассматривая рекламные ролики. Ролик потенциального петербургского претендента по сценарию был похож на рекламу шампуня «Хед энд Шоулдерз», а отдельные фрагменты повторяли ролики телевизоров «Сони», прокладок «Олвэйз ультра» и памперсов «Хаггиз». Куплет номер два был склеен по мотивам «Сони».

Старик, оставь любовь ханжам,

Сегодня сердце так горит,

А завтра плюнешь, и погас пожар!

– грустил за кадром весельчак из трио.

В качестве иллюстрации Витя показывал красивую девушку в белом, ту самую, что вместе с красивым юношей шагала по Невскому в светлую даль, но в этом случае она грустно смотрела в эту самую даль, положив наманикюренные пальчики на капот автомобиля марки «Мерседес», видно, любимый пострадал при тушении пожара.

Такое возможно вполне!

Но все же кажется мне!

Если кругом горят мосты,

Есть сомнение в том, что заря на Востоке.

Витя умудрился снять пустынный Невский так, что он неуловимо напоминал длинное американское шоссе, которое правильней называть хайвей – скоростная трасса. Зато не было сомнений, где заря и где солнце. Солнцем, несомненно, был новорожденный политический мессия местного разлива.

Лизавета дождалась, пока Витя в очередной раз распорядится сделать очень медленный мягкий микшер, и спросила:

– Сколько дней она у вас проработала?

– Пять дней, от начала до конца съемок.

– И где снимали?

– Натуру – часть здесь, часть в Выборге. Павильон – в Выборге.

– Вот и командировка, ведь в павильоне работы для гримера больше, чем на натуре, – вмешался в разговор Саша Маневич.

– Мы и на натуре светили, так что… – горделиво заметил Витя. Он даже встал в сознании собственного величия.

Действительно, видеомастера, даже творцы, занятые высокохудожественными съемками, благополучно похоронили киношное умение подсвечивать натурные кадры, в том числе и при свете дня. А зря. При подсветке картинка и на видеопленке получается гораздо вкуснее. Витя это знал и, не обращая внимания на стоны операторов и осветителей, широко пользовался «устаревшим» приемом. Подсвеченный день был лишь одним из незамысловатых секретов его мастерства, которые и превратили ничем не примечательного ассистента режиссера на телевидении в великого Новоситцева.

Саша нашел свободный стул и принес его Лизавете. Она благодарно кивнула и продолжила допрос:

– Леночка в Выборге работала?

Витя сел, ответил утвердительно и перешел к третьему куплету предвыборного эстрадного клипа.

И скажет кто-то –

Ведь нельзя же быть таким наивным, старина!

Оставь гитару, нашим людям не нужна она!

Молчаливый ассистент подал голос:

– Двадцать седьмая кассета. Второй дубль самый удачный, это шестая минута.

– Шестая минута, двадцать седьмая кассета! – продублировал Новоситцев.

Видеоинженер послушно выполнял распоряжения режиссера.

– Так сколько дней она там с вами… – договорить Лизавета не успела.

– Все три дня.

– А потом с вами же и вернулась в город? – нетерпеливо вмешался в неспешный допрос Саша Маневич. За это Зорина наградила его укоризненным взглядом – пока они ехали до «Ленфильма», Лизавета подробно проинструктировала спутника и попросила не подавать голоса во время разговора с Новоситцевым. Не потому, что не доверяла Саше, а из-за самолюбивой нервности мэтра: он мог неожиданно обидеться, и тогда – прощай, информация.

Опасения Лизаветы оказались напрасными. Витя охотно общался и с Маневичем. Скорее всего, доброе расположение духа видеомаэстро было связано с успешным завершением прибыльного заказа. Предвыборные недели – страдная пора для многих журналистов и телевизионщиков, некоторые потом год живут на то, что собрали с кандидатов во властители города или страны.

– Нет, она уехала раньше. С продюсером.

– С Ольгой? – уточнила Лизавета. Все знали, что бессменным продюсером при Новоситцеве трудилась Ольга Петрова, его любовница, жена и подруга. А заодно – девушка пробивная и настырная, что и требуется для того, чтобы работать продюсером.

– Нет, с продюсером нашего кандидата.

Саша тихонько присвистнул. Лизавета тоже удивилась, продюсер кандидата в президенты – это нечто новенькое в телевизионно-рекламном репертуаре.

– Ты его знаешь?

Ответа пришлось ждать довольно долго – третья часть клипа оказалась самой ответственной, поскольку героем был сам заказчик. Именно ему некий голос свыше растолковывал за кадром, что нужно или не нужно нашим людям. Герой в этот момент ехал по улицам Петербурга в автомобиле, и те проспекты и переулки, асфальта которых коснулись шины его демократичной отечественной «Волги», неуловимо преображались: становились чище, светлее, радостнее. Как раз тут и работал секрет с подсветкой на натуре.