— Мне дали список именно в клубе, — напомнил Дронго, — значит, там знают о существовании вашей масонской ложи. Более того. Они подозревают, что именно «вольные каменщики» могли так быстро и эффективно расправиться с обоими банкирами.

— Это полный бред, — быстро произнес банкир, — и не нужно его повторять в моем кабинете. У масонов свои задачи, у клуба свои. И никто никогда не смешивает эти два понятия.

— Уже смешали, — слегка усмехнулся Дронго, — иначе я не сидел бы в вашем кабинете. Теперь я представляю в обших чертах возможные трения между членами клуба и потенциальными сторонниками масонов. Есть такая русская поговорка — «Нашла коса на камень».

— Я вас не совсем понимаю, — нахмурился Штельмахер, — вы хотите сказать, что могут существовать противоречия между нашим клубом и какой-нибудь закрытой ложей?

— Не так, — возразил Дронго, — я хочу сказать, что существуют более чем определенные разногласия между вашей ложей и клубом, членом которого вы являетесь, — он подчеркнул слово «вашей».

— Я не говорил вам, что являюсь членом какой-либо ложи, — быстро проговорил банкир, — я лишь высказал свое мнение об этих организациях.

— Список из семи человек, — продолжил Дронго, — в который входят самые известные политики и финансисты Европы. А ведь вас было на встрече более ста человек. Значит, в клубе тоже понимают, какую потенциальную угрозу может нести ваша масонская ложа?

— Не нужно так говорить, — попросил Штельмахер, — повторяю. Это разные организации, разные задачи, разные цели. У клуба глобальные интересы по всему миру, тогда как некоторые закрытые организации имеют свои локальные задачи и цели.

— В которые входит немедленное устранение ваших коллег в случае их обнаружения, — заметил Дронго.

Банкир недовольно покачал головой и встал с кресла.

— Мы никогда не договоримся, господин эксперт. Давайте закончим нашу беседу. Вы информировали меня, я вас выслушал и даже переговорил с вами. По-моему, мы должны поставить на этом точку.

— Точку может поставить следующий выстрел, — невозмутимо произнес гость, — и на этот раз будут стрелять именно в вас, герр Штельмахер.

Банкир судорожно вздохнул, провел рукой по лицу и снова уселся в кресло.

— Что вы хотите? — почти жалобно спросил он. — Или вы не понимаете, что есть принципиальные вещи, о которых я не могу с вами разговаривать. Если вы начнете сейчас расспрашивать меня о подробностях платежного баланса нашего банка, то должны понимать, что я вам никогда не отвечу. И не потому, что не хочу. А потому, что не могу. Просто не имею права.

— Сделаем иначе, — предложил Дронго, — я отлично понимаю сложность вашего положения. Поэтому давайте буду говорить я, а вы станете либо подтверждать мои версии, либо их опровергать, ничего не рассказывая «о платежном балансе» вашей ложи.

— Давайте попытаемся, — согласился банкир.

— Вы родились в семье крупного западногерманского банкира, — начал Дронго. — Ваш отец на момент вашего рождения уже был главой банка?

— Какое это имеет отношение к нашей беседе? — изумился Штельмахер. — При чем тут мой отец? Он давно уже умер.

— Вы родились в очень богатой семье, — невозмутимо продолжал Дронго, — и с детства шли достаточно уверенно по жизни, так как вам было гораздо легче, чем вашим сверстникам.

— Возможно. Но в этом я виноват меньше всего. Меня угораздило родиться в обеспеченной семье, — не без иронии заметил банкир.

— Верно. И я внимательно изучил вашу биографию, герр Штельмахер, очень внимательно. И обратил внимание, что в молодости ваш отец дружил с отцом Доменика Стросс-Кана, который тоже был вашим большим другом.

— Все правильно. Мы знакомы с детства. И наши отцы дружили. Только не понимаю, какое все это имеет отношение к нашему вопросу? — быстро и нервно спросил банкир. По тому, как он спрашивал и явно нервничал, покрываясь красными пятнами, было понятно, что он отдает себе отчет, почему гость начал именно с его биографии.

— Вы тесно сотрудничали с господином Стросс-Каном, когда он работал на высоких правительственных постах во Франции, и вы были одним из тех, кто поддержал его во время поисков подходящего кандидата на должность директора-распорядителя Международного валютного фонда. Все правильно?

— Абсолютно, — кивнул банкир, — и хочу вам сказать, что до сих пор не жалею о своей поддержке господина Доменика. Он был выдающийся финансист и политик. Если бы не эта грязная провокация в нью-йоркском отеле, он был бы сейчас президентом Франции.

— Не сомневаюсь, — кивнул Дронго, — с одной лишь поправкой. Его кандидатура не была утверждена членами Бильдербергского клуба.

— Откуда вы знаете? — дернулся банкир. — Почему вы так уверены в этом?

— Вы только что подтвердили мое предположение, которое действительно переросло в уверенность. Однако давайте продолжим. Итак, он становится во главе Международного валютного фонда, когда решающим был голос немецких банкиров, которых представлял глава Национального банка Германии. Я ничего не перепутал, герр Штельмахер?

— Повторяю. Я уверен, что наш выбор был верным и осознанным. Он приносил большую пользу. И я был уверен, что он будет реальным и самым сильным кандидатом от социалистов на пост президента Франции после этого неврастеника Саркози, которому его рост и амбиции мешали заниматься реальными делами и финансами. Его больше интересовала глобальная политика, он чувствовал себя немного Наполеоном, немного Де Голлем, — с явным презрением произнес Штельмахер, — и не хотел никого слушать. Даже история с его повторным браком была одним сплошным позором, который выставил его в истинном свете. Вы же наверняка все помните. Сначала он встречает свою будущую супругу Сессилию Мартен, регистрируя ее брак со своим знакомым, а затем отбивает ее, сделав своей второй супругой. При этом скандально разводится со своей первой женой Мари-Доминик Кюльоли. Но Сессилия достаточно быстро разочаровалась в этом фигляре и уехала к своему другу-журналисту, бросив этого неудачника. Очевидно, можно быть президентом Франции и неудачником по жизни. Идти на президентские выборы во Франции, имея такую позорную страницу в своей биографии, Николя Саркози не мог и не хотел. Рогоносец, да еще и брошенный муж. Возможно, он даже любил Сессилию и поэтому настоял на ее формальном возвращении, хотя бы до окончания выборов. Все помнят, как холодно и отстраненно она выглядела на инаугурации своего супруга, который пыжился изо всех сил, пытаясь в первую очередь понравиться именно ей.

Ну а потом она все-таки его бросила, и ему пришлось в срочном порядке искать замену. Ведь брошенный мужчина во Франции не имеет ни одного шанса на переизбрание даже мэром небольшого сельского поселка. Тогда он в срочном порядке обратил внимание на модель Карлу Бруни, которая казалась ему идеальным воплощением его замысла. Саркози не смутила ее скандальная биография, ее многочисленные любовники и целая галерея ее интимных фотографий, уже напечатанных во многих журналах. Ему было важно самоутвердиться, почувствовать себя снова мужчиной, который может покорять женщин. Ему изо всех сил нужно было восстановить свое пошатнувшееся реноме. И прежде всего для самого себя. Поэтому он так форсировал свои отношения с Карлой Бруни и уже второго февраля две тысячи седьмого года стал ее официальным супругом.