Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, детка… — идиотское клишированное обращение, но я действительно не помню имени своей новой знакомой. Да и не особо хочу его знать. — Побудь тут, мне надо подышать воздухом.
Брюнетка безмятежно кивает и что-то говорит в ответ, но громкие басы не позволяют разобрать, что именно. Впрочем, наплевать.
Я не собираюсь возвращаться — а значит, никогда больше не увижу эту девицу.
Благо, Аякс с подружкой удалились на танцпол, и объясняться с другом не придётся. Оставив свою несостоявшуюся пассию в компании бутылки Моёта, я поспешно покидаю клуб, на ходу вызывая такси.
На улице уже стемнело, солнце полностью скрылось за горизонтом, но блядский Вегас никогда не спит — канареечный Форд с шашечками на крыше вяло плетётся в бесконечной веренице машин.
Скучающе смотрю в окно, полностью опустив боковое стекло. Город светится тысячами ярких огней, сияет показной роскошью, гудит голосами людей, шумом автомобилей, отдалёнными звуками музыки из многочисленных злачных мест.
Я не особо представляю, что намерен делать, когда вернусь домой. Нельзя же просто ворваться в подвал и с порога наброситься на чертову Аддамс с поцелуем.
Или можно?
Не похоже, что она сильно против.
Хотя… хрен её разберёт.
Оказавшись в особняке, быстро нахожу нужного охранника — он сидит прямо на террасе, копаясь в телефоне — и решительно забираю у него ключ. Сердце гулко стучит в груди, отмеряя каждый шаг, пока я спускаюсь по лестнице.
Два поворота в замочной скважине, и тяжёлая дверь распахивается с негромким скрипом.
— Эй, Аддамс… — кажется, эта фраза стала нашим своеобразным приветствием. — Соскучилась, наверное?
Я умело скрываю за небрежным ироничным тоном заметно пошатнувшуюся уверенность в себе — ведь до сих пор так и не определился с чётким планом действий.
Уэнсдэй сидит в углу кровати, точно также как утром — подбородок на коленях, спутанные волосы цвета воронова крыла полностью скрывают лицо.
Но что-то не так.
Что-то неуловимо изменилось.
Что-то в её позе заставляет меня интуитивно напрячься.
Понимание приходит спустя несколько секунд. Всё дело в её осанке — такой неестественно-прямой, будто ей в позвоночник вставлен металлический стержень.
Но сейчас всё иначе. Хрупкие плечики понуро опущены, спина слегка сгорблена.
— Аддамс, что с тобой? Впала в депрессию из-за того, что весь день не могла надо мной издеваться? — я подхожу ближе, но она не поднимает головы, словно вовсе не замечая моего появления.
Странно. Совсем странно.
Такой реакции я не ожидал.
Осторожно усаживаюсь на край кровати и протягиваю к ней руку — но едва мои пальцы успевают коснуться острого плечика, Уэнсдэй вздрагивает как от резкого удара током и отшатывается назад, забившись в самый угол.
Окидываю её внимательным взглядом и… О Боже. Заметно дрожащей правой рукой она прижимает к груди левую — изящное запястье сильно опухло и приобрело нездоровый тёмно-синий оттенок. Судя по покрасневшим глазам и слипшимся ресницам, Уэнсдэй плакала — и плакала немало.
— Что… — мой голос звучит хрипло, приходится прокашляться, чтобы продолжить. — Что случилось? Кто это сделал?
— Чему ты удивляешься? — выплёвывает Аддамс сквозь плотно стиснутые зубы, но в ровных интонациях явственно звучит горечь. — В этом доме только ты иногда забываешь, что мы друг другу враги. Остальные не забудут никогда. Уйди.
— Уэнсдэй… — я впервые называю её по имени. Так странно и непривычно. Только твёрдые согласные, звонкое окончание. Придвигаюсь немного ближе и бережно кладу ладонь на плечо. — Тебе нужен врач, я сейчас распоряжусь…
— Нет. Мне нужно, чтобы ты свалил отсюда нахрен, — она раздражённо дёргается, сбрасывая мою руку, и отодвигается ещё дальше, словно проводя между нами невидимую черту.
Она такая маленькая.
Такая хрупкая.
И ей причинили такую сильную боль.
А я ведь обещал, что никто здесь её не тронет.
Но я не смог это предотвратить.
Не сумев выдавить больше ни слова, я встаю с кровати и на негнущихся ногах поднимаюсь наверх, уставившись прямо перед собой невидящим взглядом.
Охранник, которому я собственноручно отдал ключ от подвала сегодняшним утром, сидит на прежнем месте. Туповато ухмыляется и противно хихикает, заглядывая в экран телефона. Тварь. Ничтожество. Мерзкий кусок дерьма, не заслуживающий называться мужчиной.
— Ты спускался в подвал? — я быстро приближаюсь к нему, тяжело дыша от едва сдерживаемого гнева.
— Да, я…
— Ублюдок, — не даю ему договорить. Не могу слышать его голос. Слепая ярость застилает глаза красной пеленой, неизбежно блокируя разум.
Тупоголовый амбал похабно усмехается, и это становится последней каплей — внутри меня словно щёлкает спусковой крючок, руки самопроизвольно сжимаются в кулаки.
Я с размаху бью его в нос.
Резко, быстро, со всей силы.
Нельзя сказать, что у меня хорошо поставлен удар — последний раз я дрался ещё в колледже, но кипящий в крови адреналин придаёт сил. Вдобавок охранник явно не ожидал нападения — он даже не пытается сопротивляться, только мерзко хрипит, инстинктивно хватаясь рукой за покалеченный нос. Две алые струйки стекают сквозь его пальцы на подбородок, и металлический аромат крови окончательно отшибает мне мозги.
Я снова замахиваюсь — второй удар приходится мерзавцу под дых. Он сгибается и неловко валится со стула на пол, запутавшись в собственных ногах. В глазах наконец появляется испуганное выражение, не вызывающее ни малейшего сочувствия.
— Сэр… — из-за разбитого носа голос охранника звучит сипло. — За что?! Я же ничего не сделал!
У него хватает наглости лгать мне в глаза.
Ещё никогда прежде я не испытывал настолько сокрушительной ненависти.
Совершенно теряя контроль над собственными действиями, я резко выхватываю из кармана револьвер и щёлкаю предохранителем.
Гребаный ублюдок жалко скулит от страха и пытается отползти в сторону, но я делаю шаг вперёд — наступаю ему на руку, безжалостно вдавливая окровавленную ладонь в пол.
Уверен, он был куда смелее, когда посмел причинить боль миниатюрной беззащитной девушке. Одно только воспоминание о безобразно опухшем тонком запястье многократно усиливает обжигающую ярость.
Я почти готов всадить мерзавцу пулю промеж глаз — и лишь жалкие остатки здравого смысла не позволяют мне спустить курок.
— Если ты ещё раз хоть пальцем её тронешь, я пристрелю тебя, мудак. Ты понял меня? — я сам не узнаю собственный хриплый голос.
— Да-да! Я всё понял! — жалкое ничтожество трясёт головой вверх и вниз, словно игрушечная собачка на приборной панели автомобиля.
Приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного унять бушующий огонь ярости и хоть немного привести в порядок спутанные мысли. Мысленно досчитав до трёх, медленно отвожу руку с револьвером. Возвращаю предохранитель в исходное положение. Отступаю на два