От их упругих движений встрепенулся и Валленштейн. Несколько секунд он глупо озирался по сторонам, глядел на потолок, пытался рассмотреть в темноте лица охранников, но никак не мог понять, где и с кем он находится.

Он потер лицо ладонями, и сознание, кажется, начало возвращаться к нему.

— Где мы?

Вместо ответа фон Гетц открыл дверцу и вышел на воздух. Больше суток с короткими перерывами он провел в сидячем положении в машине. Даже в двух машинах. От долгого сидения ужасно затекли ноги и сильно ныла поясница. Осторожно переставляя непослушные ступни, Конрад проковылял мимо машины, пересек набережную, с которой они только что свернули, и, облокотившись на парапет, стал смотреть на залив. Ночь была по-летнему светлая и теплая, но с моря поддувал зябкий бриз. От неприятного холода фон Гетц поднял воротник порванного кителя.

Идти ему было некуда.

Сорок часов назад он был герой Рейха, кавалер Рыцарского Железного Креста, оберст-лейтенант люфтваффе, немецкий военный атташе в Швеции, любимец Геринга и доверенное лицо Канариса. А теперь он никто. Даже меньше, чем никто. Он — военный преступник, которого ищет СД. Милая девушка Марта руками Кользига и Бехера перечеркнула всю его предыдущую жизнь, скомкала ее, как неудавшийся черновик, и выбросила в корзину для мусора. Кто он теперь? Мусор и есть. Бехер и Кользиг это ему вразумительно доказали своими кулаками и ботинками. На память о них остался потрепанный китель без погон, крестов и нашивок. Неизвестно еще, к лучшему ли вышло так, что Мааруф оказался так вовремя возле кирхи. Это большой вопрос. Шелленберг, может быть, его и не расстрелял бы, а направил, например, в штрафную роту на Восточный фронт. Хоть минимальный, но шанс выжить и обрести вновь свое звание и регалии. А теперь что? А теперь куда?

Хоть в воду.

Фон Гетц посмотрел вниз, туда, где в нескольких метрах от него мерно плескал прибой.

Сзади тихо подошел Валленштейн, положил руку на плечо.

— Ну-ну! Не унывайте, Конрад. Мы живы, а это главное. Все не так уж плохо.

Валленштейн не успел договорить, как фон Гетц, резко развернувшись, схватил его за лацканы пиджака и стал бешено трясти, рыча сквозь зубы какую-то несуразицу:

— Живы?! Жи-вы-ы?!! А зачем?! Кому я теперь нужен?! Это все вы!.. Это все ваши еврейские штучки!.. Па-ци-фис-ты!.. Заключить мир с Советами!.. Только когда мы их за Урал!.. Только когда камня на камне!..

Он рычал еще какую-то ерунду. Все свое потрясение, весь свой страх и гнев, всю жалость к своей собственной судьбе, так хладнокровно сломанной позавчера, и свою растерянность перед завтрашним днем фон Гетц выплескивал сейчас, брызгая слюной, на ни в чем не повинного Валленштейна. Тот послушно и безвольно шатался под крепкими руками оберст-лейтенанта вперед-назад и даже не поднял рук, чтобы защититься.

От машины к ним бежали Мааруф и двое охранников. Опомнившись, фон Гетц отпустил Валленштейна и, обессиленный, опустился на корточки возле парапета. Три телохранителя Валленштейна нависли над ним.

— Мой господин, если вы еще раз… — начал было Мааруф.

— Все в порядке, — мягко прервал его Рауль. — У него нервный срыв. Идите к машине, Мааруф.

И, видя его нерешительность, добавил:

— Идите, мы сейчас придем.

Мааруф нехотя и с большим сомнением, то и дело оглядываясь, пошел к машине. За ним потянулись его молчаливые товарищи.

Валленштейн наклонился к фон Гетцу, положил руку ему на плечо и легонько потряс:

— Ну же! Полноте! Вставайте, Конрад. Вы простудитесь, если будете продолжать сидеть на сырых камнях.

Фон Гетц смахнул его руку со своего плеча.

— Вставайте, — мягко настаивал Валленштейн. — Нам нужно решить, как быть дальше.

— А что тут решать?.. — вздохнул оберст-лейтенант.

— Жизнь не кончилась. Нужно подумать, как жить дальше.

— Что тут придумаешь? — Фон Гетц с видимым усилием поднялся на ноги.

Видя, что его друг мало-помалу приходит в себя, Валленштейн продолжил увещевать его:

— Вот и хорошо. Вот вы уже и успокаиваетесь. Для начала нам нужно придумать, куда вас поместить. Эти ублюдки из СС скоро придут в себя, освободятся от наручников, починят свою машину и через несколько часов приедут в Стокгольм за вами. Если они получили приказ арестовать вас, то без вас они Швецию не покинут, иначе их самих арестуют. Поэтому я предлагаю вам укрыться у меня и прошу вас воспользоваться моим гостеприимством.

Фон Гетц посмотрел в лицо Валленштейну. Столько искреннего участия, столько горячего желания помочь было написано на этом интеллигентном лице, что фон Гетц невольно улыбнулся.

— Вы говорите хорошие вещи, Рауль. Спасибо вам. Я верю, что вы хотите мне помочь. Но вы говорите глупость.

— Почему? — не понял Валленштейн.

— Рассудите сами, — стал излагать свои соображения фон Гетц. — Вся заварушка произошла тринадцать часов назад. Допустим, Бехер и Кользиг освободились через два часа после нашего отъезда от кирхи. Прикинем время на починку машины. Допустим, пять часов. Итого мы имеем семь часов форы по времени. Если они решат добираться до Стокгольма не машиной, а поездом, то добавим еще десять часов. Итого: меньше чем через сутки вся эта троица снова явится сюда за мной. Первым, кого они навестят, переодевшись в посольстве, будете вы, Рауль.

— Мы живем в нейтральной стране, и я подданный его величества короля Швеции, — возразил Валленштейн.

— Что с того? Как подданный его величества вы обязаны соблюдать законы Шведского Королевства. К вам домой заявятся с обыском представители королевской полиции, а в качестве понятых у них будут Бехер и Кользиг. Неужели вы думаете, что ищейки не смогут снюхаться между собой? Будьте уверены, они легко найдут общий язык. Если меня найдут в вашем доме, то большой скандал гарантирован и репутация банкирского дома Валленштейна будет подорвана. Подумайте, Рауль, своим предложением вы обесцените ваши акции раза в три. Разве вам нужен такой гость? Подумайте об отце.

Валленштейн задумался.

— Пожалуй, вы правы, Конрад. Банкиры иногда должны гасить в себе добродетель и лучшие человеческие качества, чтобы не вызвать панику на бирже. Но ведь вам некуда больше пойти!

— Почему? Разве Швеция настолько мала?

— Конрад! У вас нет документов.

— Нет.

— И в немецком посольстве вам вряд ли выдадут дубликаты.

— И что из того?

— Конрад, вы совсем не знаете гражданской жизни. Без документов вы не сможете поселиться ни в гостинице, ни в частном пансионате.

— Я знаю это.

— И где вы теперь собираетесь жить, если не у меня? Я вам найму квартиру на свое имя. Отсидитесь пока там.

— Простите, Рауль, вы квартиру прямо сейчас, посреди ночи собрались нанимать?