В конечном итоге они всегда раскрывались перед ним. И с этим артефактом будет то же самое.

Джейку нужно было лишь понять, как заставить его говорить.

* * *

Дариус не собирался трепаться обо всем, как Лесли. Ни за какие коврижки. Прежде всего, ей это не очень-то помогло. Премного благодарен, он сам разберется с голосами, что-то нашептывающими в голове. Если ему потребуется немного топлива, чтобы психика храбро встретилась с этим темным, давящим «храмом», – который словно вглядывался в Дариуса каждый раз, когда тот оказывался «в зоне видимости» этой чертовой штуковины, – то значит, так тому и быть, верно?

По крайней мере, он не одинок. В отличие от Лесли, которая в первый же день заявила о своем дискомфорте, он не говорил никому о том, что чувствует. Или слышит, или видит во сне. Однако Джейк замечал, как на лицах других появляется страдальческое и тревожное выражение. Он слышал это в их сдавленных голосах. Единственными, кто оказался не подвержен этому воздействию, были сам Рэмзи, Ре-Ми и ее люди. Черт подери, Джейк каждый день по своей воле сидел в том помещении и выглядел, как обычно: энергичным, терпеливым, исполненным восторга относительно того, что делал.

Два дня назад Дариус взмок от ужаса, когда услышал низкий стонущий звук, исходящий из храма. Археологи замерли, каждый на своем участке, глядя друг на друга широко раскрытыми глазами. Лесли коротко взвизгнула. Язык Дариуса присох к зубам.

– Оно… оно плачет! – сказал кто-то. И на самом деле, звук был похож на плач – мягкий, стонущий, словно кто-то испытывал боль такой силы, что та находилась за пределами агонии…

Ре-Ми поднялась на ноги, стряхивая с перчаток пыль.

– Ребята, да вы просто кучка детишек, – сказала она.

Звук послышался вновь. У Дариуса скрутило кишки. В храме кто-то плакал.

Ре-Ми показала на свои волосы, которые, даже несмотря на короткую стрижку, были взъерошены.

– Это ветер, вы… – она засмеялась. – Ну же, ребята! Эта штука испещрена дырами, так что это ветер производит такие странные звуки.

Наемница обменялась взглядами с высоким светловолосым Себастьяном, который усмехнулся в ответ.

Дариус покраснел от гнева и вернулся к работе. Но этой ночью он видел сон о ком-то… о чем-то… пойманном в ловушку внутри древнего храма. Одиноком и испытывающем ужасную боль.

Дариус оглянулся. Рядом с его участком для раскопок никого не было. Никто не видел, как он достал маленькую фляжку, сделал щедрый глоток и убрал обратно в карман. Выпивка обожгла горло. Джейк позволил каждому взять с собой чуть-чуть спиртного на выбор, точно так же, как и на предыдущих раскопках, в которых участвовал Дариус. Сам Рэмзи, разумеется, не приветствовал распитие спиртного на работе, но Грейсон с отвращением сознавал, что если бы не пил на месте раскопок в этот раз, то вряд ли был способен бы что-то делать вообще.

Он сделал еще один глоток и убрал фляжку. В прежние времена экспедиции заканчивались до того, как у Дариуса иссякали запасы алкоголя.

Но то было в прежние времена.

Это должны были быть простые, если даже не роскошные, раскопки. Благодаря куполу, который обеспечивал воздух для дыхания, не возникало проблем с погодой. Температура всегда 21 градус по Цельсию, никогда не случалось ни ветра, ни урагана или снега, способного помешать работе. Лишь новичкам – Рейнсингеру, Пейтел, Брису, Тигу и Петрову – это чем-то не нравилось. Костяк команды Джейка, наоборот, радовался однообразию каждого дня. После многих лет упования на милость разнообразных стихий опытные археологи просто блаженствовали от монотонности погоды.

Однако стресс и напряженность, отравлявшие работу предыдущих групп, сказывались и на команде Джейка. Похоже, никто из людей не высыпался ночами. Рэмзи заподозрил, что случаи обращения к медикам были далеко не единичными, и вовсе не насчет царапин или растяжений. Джейк знал, что ему не станут докладывать, если только речь вдруг не зайдет об угрозе жизни конкретного человека или всей команды, в результате чего миссия может оказаться на грани срыва. Он уважал конфиденциальность взаимоотношений врача и пациента, но тем не менее его беспокоило происходящее. Неоднократно, заходя в столовую, он замечал, что перешептывания тут же прекращались. Это расстраивало его.

Но еще больше его расстраивало то помещение, которое упорно отказывалось открывать свои тайны. Джейк был мастером головоломок. Именно этим он был известен, именно поэтому нанят. Кто-то написал что-то на языке, которого никто прежде не видел, кровью неизвестного ранее существа. Код? Прямое указание? Бред сумасшедшего? Ритуальные письмена? Аналог земных доисторических наскальных рисунков? В какой-то момент он отчаянно позавидовал Жану-Франсуа Шампольону. Этот ученый, живший много лет назад, был тем, кто расшифровал египетские иероглифы, столь же непонятные и неземные для европейцев девятнадцатого века, как и те завитки, точки и кривые, на которые смотрел сейчас Джейк. Но тот удачливый засранец мог воспользоваться помощью Розеттского камня. Джейку же оставалось лишь гадать, основываясь на своем опыте и инстинктах.

Ах да… имелась еще одна маленькая загвоздка. Древние египтяне были, по крайней мере, людьми. Эта же надпись была оставлена чужой расой – если взять на себя смелость предположить, то, возможно, протоссами. А кто имеет хоть малейшее представление, как думают протоссы? Какого типа информацию они могли бы пожелать записать кровью?

Так что Джейк сидел у двери – иногда освещая загадочную надпись фонариком, иногда в темноте – и пытался думать, как протосс. Он вспомнил все, что знал. Судя по имеющимся записям, в бою они изящны и грациозны. Дисциплинированы. Их сверкающая броня оборудована приспособлениями, позволяющими создавать клинки силой мысли. Они сражались как бездушные танцоры-роботы. Определенно, это была демонстрация общего культурного развития. Они не ели, а если и ели, то делали это не так, как терраны. У них нет ни ртов, ни ушей, ни носов – лишь огромные глаза. Зрение, таким образом, являлось, пожалуй, их основным органом чувств. Они невероятно умны и, предположительно, обладают удивительными телепатическими способностями.

Джейк глубоко вздохнул и потер лицо рукой, рассеянно отметив, что пора побриться. Он с подозрением относился к так называемым «экстрасенсорным способностям», считая, что слухи и рассказы об этом либо высосаны из пальца, либо намеренно распространяются правительством, чтобы постоянно держать людей в легком напряжении. Он слышал истории о том, как Конфедерация (а теперь, по слухам, и Доминион) использовала «призраков» – телепатов-убийц, которые с помощью своеобразных маскирующих устройств могли перемещаться невидимыми. «Смотрите, детишки, здесь бродит “призрак”. Возможно… Вы никогда не узнаете наверняка!» Джейк верил в то, что говорили его чувства (пять чувств, спасибо большое), и ни во что иное. Попытка думать, как представитель расы, в которой каждый гуру-экстрасенс по самые уши – если у них конечно есть уши, – требовала от него больших усилий, чем обычно. Но головоломка есть головоломка, а Джейк есть Джейк, и он доберется до разгадки.