Исторические основания событий, которые захватили наше внимание, заключаются в следующем. Благодаря завоеваниям XVIII Династии Египет стал мировой империей. Новый империализм отразился в развитии религиозных идей, если не всего народа, то по меньшей мере его правящей и в интеллектуальном плане активной верхушки. Под влиянием жрецов бога-солнца в Иуну (Гелиополь), усиленного, возможно, азиатским влиянием, возникла идея всеобщего бога Атона, который уже больше не был ограничен одной страной и одним народом. В лице молодого Аменхотепа IV мы видим взошедшего на трон фараона, у которого не было более высокой цели, чем развитие этой идеи бога. Он сделал религию Атона государственной, и благодаря ему, всеобщий бог стал единственным богом: все, что говорилось о других богах, было обманом и ложью. С великолепной гибкостью он сопротивлялся любому соблазну магического мышления и отбросил иллюзию, особенно заветную для египтян, жизни после смерти. Удивительным образом предвосхитив последующее научное открытие, он видел в энергии солнечного излучения источник всей жизни на земле и поклонялся ему как символу силы своего бога. Он гордился своей вселенской радостью и своей жизнью в Маат.

Это первый и, вероятно, самый отчетливый случай монотеистической религии в человеческой истории; более глубокое рассмотрение сущности исторических и психологических условий ее возникновения имеет неизмеримое значение. Однако, были предприняты определенные усилия, чтобы до нас дошли очень скудные сведения о религии Атона. Уже при слабых преемника Эхнатона погибло все, что он создал. Месть жречества, которое он подавил, обрушилась на его память; религия Атона была уничтожена, столица фараона, объявленного преступником, была разрушена и разграблена. Приблизительно в 1350 г. до н.э. XVIII Династия пришла в упадок; после периода анархии порядок был восстановлен генералом Хоремхебом, который правил до 1315 г. до н.э. Казалось, Что реформа Эхнатона была эпизодом, обреченным на забвение.

Все это – исторически установленные факты; теперь начинается наше гипотетическое продолжение. В окружении Эхнатона был человек, которого, возможно, звали Тутмес, как и многих других людей в то время[95]– это имя не имело большого значения, за исключением того, что его вторая составная часть была «mose». Он занимал высокое положение и был приверженцем религии Атона, но в противоположность мечтательному царю, был энергичным и вспыльчивым. Для него смерть Эхнатона и аннулирование его религии означали конец всех ожиданий. Он мог остаться в Египте лишь как преступник или ренегат. Возможно, будучи правителем приграничной провинции, он вошел в контакт с племенем семитов, которое переселилось туда несколькими поколениями ранее. Вследствие своего разочарования и одиночества он обратился к этим чужеземцам и попытался найти среди них компенсацию своих потерь. Он выбрал их в качестве своего народа и попытался реализовать среди них свои идеалы. Затем, в сопровождении своих сторонников, он покинул с этими людьми Египет, сделал свой народ святым с помощью знака обрезания, дал ему законы и познакомил с положениями религии Атона, которую египтяне только что отвергли. Наставления, которые этот человек Моисей дал своим евреям, могли быть даже более строгими, чем предписания его господина и учителя Эхнатона, и он мог также отказаться от поддержки бога солнца Иуну, которому Эхнатон оставался верен.

За дату Исхода из Египта мы должны принять период междуцарствия после 1350 г. до н.э. Последующий промежуток времени вплоть до заселения земли Ханаана является особенно загадочным. Современные исторические исследования смогли выделить из неясности, которую оставило или, скорее, создало библейское повествование в этом месте, два факта. Первый, обнаруженный Эрнестом Селлином, заключается в том, что евреи, которые согласно библейскому рассказу, были своевольны и непокорны по отношению к своему вождю и законодателю, однажды восстали против него, убили его и отвергли религию Атона, которая была им навязана, точно так же, как раньше ее отвергли египтяне. Второй факт, на который указал Эдуард Мейер, состоит в том, что евреи, которые вернулись из Египта, позднее объединились с близкородственными племенами в районе между Палестиной, Синайским полуостровом и Аравией, и что там, в богатой водой местности под названием Кадес, под влиянием аравийских мадианитян, приняли новую религию, поклонение богу вулканов Яхве. Вскоре после этого они были готовы вторгнуться в Ханаан в качестве завоевателей.

Хронологическая связь этих двух событий друг с другом и с Исходом из Египта является очень неопределенной. Ближайшую историческую точку опоры дает стела фараона Мернептаха (который правил до 1215 г. до н.э.), на которой в рассказе о кампаниях в Сирии и Палестине среди поверженных врагов упоминается «Израиль». Если мы примем дату на этой стеле за terminus ad quem[96]то остается около столетия (начиная после 1350 г. до 1215 г. до н.э.) на все события, начиная с Исхода. Однако, возможно, что название «Израиль» пока еще не относилось к племенам, судьбы которых мы прослеживаем, и что на самом деле в нашем распоряжении находится более длительный промежуток времени. Заселение Ханаана теми, кто позднее стал еврейским народом, конечно же было далеко не быстрым завоеванием, а происходило волнами и в течение долгого времени. Если мы освободимся от ограничения, накладываемого стелой Мернептаха, то тем более сможем отвести периоду Моисея[97]одно поколение (тридцать лет) и допустить, по меньшей мере, два поколения, но вероятнее больше, до времени объединения в Кадесе[98].

Лишь промежуток между Кадесом и вторжением в Ханаан должен быть коротким. Еврейское предание, как было показано в предшествующем очерке [с.183], имеет веские основания для того, чтобы сократить интервал между Исходом и основанием религии в Кадесе, в то время как в интересах нашего сообщения как раз обратное.

Все это, однако, пока еще история, попытка заполнить пробелы в наших исторических знаниях и частично – повторение моего второго очерка в Imago [очерк II]. Нас интересуют судьбы Моисея и его учения, которым, по-видимому, только восставшие евреи положили конец. Из повествования, предоставленного нам Яхвистом, записанного примерно в 1000 г. до н.э., но, несомненно, основанного на более ранних документах», мы обнаружили, что объединение племен и основание религии в Кадесе сопровождалось компромиссом, в котором все еще легко прослеживаются две стороны. Одна была заинтересована лишь в том, чтобы скрыть новизну и чужеземный характер бога Яхве и утвердить его заявление о преданности народу; другая была озабочена тем, чтобы не пожертвовать ради него драгоценными воспоминаниями об освобождении из Египта и величественной фигурой вождя Моисея. Посредством введения в новый рассказ о предыстории факта Исхода и своего человека другой стороне удалось сохранить, по крайней мере, внешний признак религии Моисея – обрезание – и, возможно, установить определенные ограничения на употребление имени нового бога. Как мы считаем, такие требования выдвинули потомки последователей Моисея, левиты, которые были отделены от его современников и соотечественников лишь несколькими поколениями, и память о нем еще была жива среди них. Поэтически приукрашенные повествования, которые мы приписываем Яхвисту и его позднейшему конкуренту Элогисту, были подобны мавзолеям, в которых, отрезанный от знания последующих поколений, должен был найти, так сказать, свой вечный покой истинный рассказ о тех ранних событиях – о сущности моисеевой религии и насильственной гибели великого человека. И если наше предположение о том, что произошло, верно, то ничего неясного уже не остается; но это вполне может означать окончательное завершение эпизода Моисея в истории еврейского народа.