Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12. На границе
Мой огонь почти не поджигает Розена, лишь слегка опаляет и сбивает с ног, но прежде чем упасть, он успевает выстрелить. Я была готова к этому, но не была готова к тому, что стрелять он будет не в меня. Он стреляет в Дана, и я могу лишь гадать, то ли я так сбила ему прицел, то ли он сделал то, что с самого начала собирался. Дан хватается за живот и оседает на землю, пистолеты взрываются один за другим на поясах всей шестерки спутников Розена и у него самого в руке (узнаю Тату, она любит точечную работу). Мы с Алексом делим стороны и раскидываем вокруг огненные шары, заставляя отпрянуть толпу, окружающую нас.
Меня больше волнует Дан, но чтобы помочь ему, надо сначала разобраться с Розеном и его войском. Дан лежит на земле без движения, и я ощущаю это как легкое онемение в пальцах с каждым толчком вытекающей из него крови. Вот, значит, как чувствуется новенькая кровная связь.
Кто-то (вероятно, Яр) бьет по шестерке «переговорщиков» вихрем, и тот выносит их далеко за пределы переговорного круга, а в следующий миг круг накрывает ледяным куполом. Это, конечно, не защитный, но тоже ничего, сразу такой не пробьешь, тем более без магии. Розен единственный остался с нами под куполом. Он уже успел подняться, значит, кроме ментала, у него есть и огненная стихия. В газетах об этом ни слова не было, а ведь чуть ли не под лупой разбирали всю его биографию! Зарем стоит напротив безоружного опаленного Розена — руки в боевой позиции, и не сразу поймешь, что сейчас полетит: безобидное оглушающее или взрывное. И хочется верить, что оглушающее: здесь, под куполом, взрывом всех зацепит, но он же боевик, а боевики все психованные хуже огненных. В том смысле, что мне до состояния «не жалко ни себя, ни чужих, ни своих» надо еще рассердиться, а боевики по жизни такие.
Дан лежит, мои пальцы пульсируют холодом в такт биению его пульса, и это страшно, потому что неожиданно. Я считала, он совершенно неуязвим. Думала, у него все просчитано — и до сих пор так оно и было! Думала, если уж он озаботился надеть на нас эти немагические жилеты от пуль, то сам и подавно защищен, а он... Он же был даже при всей своей магии! Почему он не защитился от пули, как так? Неужели не успел среагировать, неужели не ждал?
Он лежит без движения, я чувствую, как его утягивает на Другую сторону, я чувствую это как озноб, холод, распространяющийся от моих пальцев, губ и шеи по всей левой стороне тела. Этот озноб не мешает двигаться, но он мешает чувствовать себя живой, как будто вместе с Даном туда, на Другую сторону, утягивает меня. А у нас в составе ни одного медика. Дан, что ж ты так плохо отряд подобрал?
Почему ты был без защиты?! Почему не выставил щит?
- Шестеро на одного, - таким довольным голосом говорит Розен, будто не его только что почти подожгло моим огненным всполохом. - Молодцы, защитнички крепости, подрастающее поколение. Вшестером с магией на одного безоружного. Вас же все видят через этот купол. Вам не стыдно?
- Один на одного, - почти рычит Зарем, и я понимаю, что в его руках все-таки взрывное. Он, конечно, красавец, нашел время устраивать поединки! - Хочешь драться по-честному, давай по-честному, я тебя и один уделаю!
- Шестеро на одного, да хоть тысяча, - рявкаю я, перекрывая Зарема. - Дан ранен, не время в благородство играть! Берите этого под руки, нож к горлу и повели, купол снимайте, ставьте щиты помельче, сделайте коридор до ворот, чтобы нас не задавили. У кого левитация есть, несите Дана.
Боевики окружают Розена, Зарем справляется с приступом своей дури и прижимает нож к его горлу. Нож у него небоевой, маленький такой, специально для разрушения особо замотанных заклинаний и разрезания магических нитей. Но если очень захотеть, убить можно и таким. Купол, защищавший нас, пропадает, и толпа срывается к нам, но заложник и щиты — это так чертовски удобно! Я предоставляю Тате объяснять всем очевидную мысль, что одно движение — и Розену конец, и сосредотачиваюсь на Дане.
Тело Дана левитирует неподалеку, он по-прежнему неподвижен, и мне с каждой секундой все хуже, а все остальные из нашего скороспелого «братства», такие же связанные с Даном, как я, - у них, похоже, такой проблемы нет. Или они умело ее скрывают. Неужели я со стороны тоже выгляжу как человек, у которого все нормально?
- Ничего, донесем, - нервно бормочет рядом Яр. - Держись, Князев, сейчас все нормально будет.
Но нет, не донесем, неужели они не чувствуют?
Я пробираюсь ближе к нему, достаточно близко, чтобы видеть, как капает кровь с полы его куртки. Да сколько ее вытекло, что ткань уже вся пропитана?! Я хватаю Дана за руку и понимаю: всё. Он уходит прямо сейчас, и я ничего не могу с этим сделать. На мгновение мелькает мысль: может, это к лучшему? Дан очень силен, неуправляем, непредсказуем. Нужна ли миру та встряска, которую он может ему устроить? Я ведь сама меньше часа назад думала о том, как мне его нейтрализовать. Организовывала Джанну, готовилась. Может, все происходит правильно?
Но нет. Это не моя мысль.
Я держу Дана за руку и чувствую, как наша новая, неокрепшая, призрачная связь истончается с каждой новой каплей крови. Ну уж нет, так мы не договаривались!