из нас интересовался национальностью сверстников. Были в приятелях и евреи, и казахи, и немцы, и даже один армянин, и никто не заморачивался пятой графой.

Я же до сих пор с большим уважением вспоминаю своего первого начальника — мастера фрезерного участка инструментального цеха завода «Трансмаш», щуплого пожилого еврея, Гродзинского Наума Абрамовича. А зауважал я его, когда он, увидев мои довольно неуклюжие попытки отфрезеровать кривую поверхность по разметке, сам встал за станок и в течении нескольких минут обработал деталь настолько точно и чисто, что мне осталось только вздохнуть и тихо позавидовать. Увы, такого профессионализма я за свою, правда не слишком длинную карьеру в качестве фрезеровщика-универсала, так и не добился.

Что-то развспоминался я, расфилософствовался. Мозги Косой мне, похоже, стряхнул. Ишь вон, какую теорию соорудил. Проще, проще надо быть, тогда и люди будут добрее, ну и морда соответственно, целее.

Баба Ходора, увидев мою покоцанную физиономию, спросила:

— Это кто ж тебя, милок, так разукрасил?

Ответил цитатой из киноклассики:

— Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся — гипс.

Баба Ходора классику, конечно, не знала, но гипсом заинтересовалась:

— Гипс? Какой такой гипс?

Вот блин! Опять прокололся. Ведь не отстанет. Придется рассказывать:

— А разве ты не знаешь? Пирогов, ну это доктор знаменитый, вроде еще лет тридцать назад гипс применял при переломах костей. А гипс это материал такой. Размочишь его в воде, а потом он высохнет и затвердеет как камень. Пирогов размельченным гипсом марлевые бинты натирал, потом замачивал в воде и в мокром виде на сломанную руку или ногу наматывал. Гипс затвердевал и не давал сломанным костям шевелиться. Подробнее лучше у студента расспросить. Там свои тонкости есть и их нужно соблюдать иначе плохо будет.

— И откуда ж ты так много знаешь всего?

— Про Пирогова читал, а гипсовую повязку сам таскал больше месяца в детстве. Руку сломал ну доктор повязку и наложил. А когда кости срослись, повязку срезали.

Расспрашивая, Баба Ходора достала из сундука кошелек и, покопавшись в нем, извлекла, приличных размеров медную монету:

— Приложи пятак к глазу и держи, синяк поменьше будет, а то вон как наливается.

Я приложил монету к заплывшему глазу и, действительно, стало как будто легче. Баба Ходора, между тем, мазала мои ссадины и царапины, попахивающей дегтем и болотом, мазью и что-то бормотала тихим шепотом. Заговаривала однако.

Хотел приколоться насчет мази Вишневского, но вовремя прикусил язык. Двинутая на медицинской теме, женщина не отпустила бы меня живого, пока б не выпытала все об этой «чудодейственной» мази. Вот блин! Осторожнее надо языком трепать, а то и Бабе Ходоре придется отращивать новые синапсы или что там еще. Информации я ей нехило вывалил, пусть осмысливает ее постепенно.

Закончив лекарские процедуры, она спросила:

— Ты чего пришел то?

— Хотел с тобой позаниматься гипнозом, да придется отложить на время. Сильно мне гады по мозгам настучали. Не до гипноза мне сегодня. Домой пойду, отлежусь маленько.

Дома застал Архипку, который под руководством деда собирал второй арбалет. Увидев мою разукрашенную физиономию дед насмешливо похмыкал, а Архипка кинулся было с расспросами, но я его остановил:

— Потом расскажу. Давай доделывай самострел. Завтра попробуем глухаря подстрелить. А я пойду прилягу. Баба Ходора сказала, чтоб полежал немного.

С авторитетным мнением Бабы Ходоры спорить никто не стал, и я отправился на лавку отлеживаться. Хотелось заодно обдумать свое дальнейшее житье-бытье. Но строить планы не получилось — уснул.

Проснулся утром следующего дня. Нехило так поспал — часов шестнадцать не меньше. Просканировал тушку. На удивление ничего не болело, синяки имелись, но вид их был такой как будто им уже неделя. Однако! Сильна Баба Ходора! Или это у меня такая сильная регенерация? Ну как бы то ни было мне это только в плюс. Спустя некоторое время я, свистнув Кабаю, топал к кузнецам на Мшанку.

Ивана в хате не застал. Его жена, еще довольно молодая и по деревенским меркам красивая баба, хлопотала у печи, а по полу шустро ползал крепенький карапуз. На спине у него восседал белый пушистый котяра и руководил движением. Он лапой хлопал пацана по щеке и тот, заливаясь счастливым смехом, поворачивал в эту сторону. Кот другой лапой хлопал по другой щеке и пацан поворачивал в другую сторону. Заметив мое удивление, женщина с улыбкой сказала:

— Дениска с Васькой еще не то вытворяют. А ты зачем пришел то?

— Тятя велел кое-что отковать.

— Так в кузню иди, там Иван с Кузьмой коней куют. Хотя погоди. На вот пирогов поешь, да и им отнесешь горяченьких пусть перекусят.

Пироги были вкуснейшими, особенно если их есть со сметаной. Варвара, так звали жену Ивана, с удовольствием смотрела, как я наворачиваю ее стряпню. Когда наелся, Варвара подала приготовленный узелок с пирогами:

— На вот. Мастерам отнеси — пусть покушают.

Возле кузницы процесс ковки лошадей был в самом разгаре. Коня заводили в специальный станок, коротко привязывали, Иван брал лошадиную, ногу сгибал ее в коленке и укладывал ее на специальный чурбачок, пристегивал к чурбачку ремнем. Потом обрабатывал копыто специальным скребком, прикладывал подкову и прибивал хитрыми плоскими гвоздями, острия которых вылезали наружу сбоку копыта и потом загибались. Коняга стоически переносил экзекуцию, лишь изредка взмахивал хвостом, отгоняя насекомых.

Но вот последняя лошадь докована, деньги получены и мастера сели отдохнуть на бревно, лежащее у стены. Тут и я подкатил с узелком:

— Варька твоя опять пирогов напекла. — сказал Кузьма развязывая узелок. — Знатные пироги у нее получаются.

Иван довольно хмыкнул, молча, сгреб пирожок и стал неторопливо жевать. Было видно что Варьку свою он любит и немного гордится умением жены.

— Чего-то маловато сегодня пирогов она прислала. — Сказал Кузьма с удовольствием поглощая стряпню.

— Да поди Ленька дорогой слопал. — Усмехнулся Иван.

— Ленька? Этот может.

— Да не ел я ваших пирогов. Тетя Варя меня дома накормила со сметаной. А у вас я всего один взял вот для него. — Сказал я указывая на пса, который сидел молча в сторонке, старательно делая вид, что пироги его совершенно не интересуют. Кузьма засмеялся и, оторвав от очередного пирога половину, бросил Кабаю. Тот покосился на меня, как бы спрашивая разрешения и, дождавшись моего кивка, быстро расправился с угощением.

— А кто ж тебе рожу-то так разрисовал? — полюбопытствовал Кузьма. — Ишь фонарь какой под глазом хоть на крюк вешай.

— А ерунда. — Отмахнулся я. — Сенька Косой с друзьями меня подловили. Больше бы наваляли, да Кабай Сеньку свалил и чуть не погрыз.

— Молодец какой. — Сказал Иван и бросил псу свою половинку пирога, вытер руки об