нос лодки торжественно вошёл в воду, и ещё более торжественная минута наступила, когда на суше осталась одна лишь корма, а мистер Бененден скомандовал:

– Все на борт!

Рыжеволосый мальчик помог нам с Дикки вскарабкаться, затем вскарабкался сам, мужчины ещё несколько раз пихнули корму, после чего наше судно уже закачалось на широкой груди глубокого моря. Когда конец киля последний раз скрежетнул по гальке, оба запрыгнули на фальшборт, повиснув на нём и размахивая в вечернем воздухе высокими морскими сапогами.

Через некоторое время их ноги встали на палубу среди свёрнутых канатов. Тут мы оглянулись. Берег от нас был уже очень далеко.

Мы плыли по-настоящему. Наша контрабандная экспедиция из мечты превратилась в реальность, однако Освальда поначалу охватило такое волнение, что он даже не мог как следует этим насладиться.

Надеюсь, вы не заподозрите автора в иносказании. Поверьте, у него и в мыслях не было спрятать за словом «волнение» дурноту физического свойства, когда организм ваш решительно противится ночной рыбалке в открытом море.

Решительно ничего подобного! Освальд всё время чувствовал себя великолепно. А вот Дикки – нет. Он, правда, доказывал, будто дурноту у него вызывает не морская качка, а запах из каюты, и, мне кажется, в силу простодушной наивности нисколько в этом не сомневался.

Каюта и в самом деле распространяла крепкий дух, от которого даже Освальду едва не стало плохо. Размером примерно в шесть квадратных футов, она, со своими койками, масляной печью, кучей старых бушлатов, зюйдвесток, брезента и прочего моряцкого добра, источала густое амбре, в котором рыбная вонь смешивалась со смрадом парафинового дыма, машинного масла и спёртой атмосферой давно не проветриваемого человеческого обиталища.

Освальд всего лишь мельком туда заглянул, и ему хватило. Позже, когда настала пора съесть приготовленную рыбу, он всё же спустился в каюту. Но к тому времени наш юный герой приобрёл уже, по уверениям мистера Бенендена и старого «викинга», «моряцкие ноги» (иначе говоря, способность поддерживать равновесие на шаткой палубе и переносить качку). Хотя Освальд скорее чувствовал, что обзавёлся не моряцкими ногами, а моряцкой грудной клеткой, которая, в отличие от сухопутной, не сдавливала и не стягивала внутренности.

Не стану утомлять читателя рассказом о том, как закидывают и выбирают сети. Или как из них попадает на борт масса блестящих извивающихся живых рыб, под весом которых лодка так сильно накреняется, что, похоже, готова перевернуться.

Улов той ночью был очень хороший, и Освальда радовало, что он видел это. Впечатление потрясающее. Но не для Дикки, который продрых всю рыбалку в каюте. Будить брата мы не стали, опасаясь возобновления крайне бурного отклика его нутра на путешествие по морским просторам.

Время уже наступило позднее, и Освальда, хоть он и был охвачен до мозга костей волнением, уже сильно клонило в сон, когда мистер Бененден сказал:

– Вот она.

Освальд сперва вообще ничего не смог разглядеть, но вскоре увидел на глади моря тёмный силуэт, который оказался ещё одной лодкой.

Она тихо кралась по направлению к нам, пока не подошла совсем близко. И с неё был торопливо переправлен на нашу лодку бочонок.

Послышался тихий разговор, из которого Освальд разобрал лишь вопрос:

– Уверены, что дали нам нужный?

И несколько человек отозвались на эти слова сиплым смехом.

Когда Освальд с Дикки только ступили на палубу лодки, они поинтересовались насчёт бочонка, но им было велено умолкнуть, и Освальд сильно встревожился, не отказались ли в последний момент рыбаки от потрясающего плана, решив им устроить просто ночную рыбалку.

Но вот же! Бочонок был тут как тут. И трепет в сердце Освальда унялся.

Становилось всё холоднее и холоднее. Дикки дрых в каюте, накрытый несколькими бушлатами, источающими густой запах рыбы. Освальду предоставили для утепления штормовку и зюйдвестку, и он был вполне доволен, что может теперь, не дрожа, усесться на запасные сети.

Тому, кто ни разу не выходил ночью в море, никогда по-настоящему не почувствовать, как велик мир. Небо здесь кажется выше, а звёзды – дальше, и, даже зная, что под вами плещется всего лишь Ла-Манш, вы ощущаете себя столь же крохотным, как посреди Атлантики или Тихого океана. Рыба тоже вам помогает понять грандиозность мира. Ведь если она вылавливается в таком количестве, то вы поневоле задумаетесь, сколь безмерна глубина этих тёмных вод.

Освальд сидел, прислонясь спиной к драгоценному бочонку. Возможно, именно тишина и огромность окружающего мира мало-помалу повергли его в какое-то бессознательное состояние, однако он понял, что спит, только после того, как «викинг» ласково потряс его за плечи со словами:

– Эй! Просыпайся. Пора оживать. Или намерен к берегу подойти с бочонком на палубе, чтобы тебя с ним тёпленького накрыли?

Освальд мигом поднялся. Бочонок скатили в трюм, полный рыбы, которой он тут же и был укрыт сверху.

– Это и правда простая вода? – спросил Освальд.

Среди множества разных запахов, естественных и характерных для рыбачьей лодки, теперь ощущался какой-то новый, будто бы занесённый далёким ветром из железнодорожного ресторана.

– Ясное дело, вода, – подтвердил «викинг». Лицо его виделось в темноте нечётко, но Освальду показалось, что старик ему подмигнул.

После этого Освальд, возможно, опять заснул, а может, просто глубоко задумался, и к действительности его возвратили толчок и тихий скрежет. Сперва ему даже показалось, что лодка налетела на коралловый риф, который пропорол ей дно, и они терпят кораблекрушение.

Тревога его, впрочем, тут же рассеялась, нос лодки просто-напросто уткнулся в берег, как и должно было произойти. Освальд вскочил на ноги.

Вытолкнуть лодку из воды на сушу тем же способом, которым её туда затолкнули, невозможно. Вытягивают её подъёмным воротом. Если не знаете, что это такое, автор вам объяснить не сможет. Найдите изображения этой штуковины. Они существуют.

Когда с её помощью лодку вытащили на сушу и мы ступили на земную твердь, ходьба поначалу давалась нам не без труда. Как ни странно, первое время на земле ты чувствуешь себя гораздо неустойчивее, чем на море.

Рыжеволосый мальчик отправился за повозкой, чтобы доставить в ней отливающую блескучим серебром рыбу на ры- нок, а Освальд набрался решимости вновь столкнуться с насыщенной смесью каютных запахов, чтобы разбудить Дикки.

Благодарности за его благородство и доброту со стороны брата не последовало ни малейшей.

– Мог бы разбудить меня и пораньше, – проворчал младший брат. – Я же всё пропустил.

Освальд сдержан и горд по натуре, поэтому, не опускаясь до мелочных пререканий, просто ответил:

– А теперь поторапливайся. Посмотрим, как они рыбу увозят.

Ну, мы оба поторопились, и Освальд, выйдя из каюты, услышал новые голоса, от звука