Шляпников признавал, что единство партии высшая цель, однако, утверждал он, партия утратила единство, присущее ей до прихода к власти, именно из-за отрыва от партийных масс84. Этот отрыв и явился причиной волны забастовок в Петрограде и Кронштадтского мятежа. Проблема не в «Рабочей оппозиции»: «Причины того недовольства, которые мы наблюдаем в Москве и других рабочих городах, ведут нас не к "Рабочей оппозиции", а в Кремль». Рабочие ощущают себя совершенно чужими партии. Среди петроградских рабочих-металлистов, традиционного оплота большевизма, менее 2 % были членами партии; в Москве эта пропорция равнялась 4 %[246]. Шляпников не согласился с доводами, которые выдвигал ЦК, что экономические беды объясняются объективными факторами, а именно гражданской войной:

Предложения «Рабочей оппозиции» не были вынесены на голосование, но делегаты могли выразить свое отношение при голосовании за одну из двух резолюций, предложенных Лениным: «О единстве партии» или «О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии», которая отвергала платформу «Рабочей оппозиции» и осуждала ее приверженцев.

Первая резолюция набрала 413 голосов против 25, при 2 воздержавшихся; вторая 375 против 30 голосов, при 3 воздержавшихся и одном голосе, признанном недействительным86.

«Рабочая оппозиция» потерпела сокрушительное поражение и принуждена была самораспуститься. Она была обречена с самого начала потому, что выступила против интересов центрального аппарата и одновременно разделяла недемократические предпосылки коммунизма, включая идею однопартийного государства. Она ратовала за демократические процедуры в партии, сама идеология которой и тем более структура подразумевали пренебрежение волей народных масс. Признавая единство партии высшей ценностью, оппозиция сама оказывалась безоружной перед обвинением в подрыве основ.

Мы отвели так много места частному эпизоду в истории Коммунистической партии потому, что «Рабочая оппозиция», впервые и, как оказалось, в последний раз поставила партию перед фундаментальным выбором. Стремительно и катастрофически теряя популярность среди населения, партия теперь оказалась перед угрозой мятежа в своих собственных рядах — бунта тех самых рабочих, которые провозглашались ее хозяевами. Партия могла либо признать этот факт и отступить, или проигнорировать его и сохранить свои позиции. В последнем случае ей ничего не оставалось, как внедрить внутри себя те же диктаторские методы, какие она применяла в управлении страной. Ленин избрал второй путь, и в этом его единодушно поддержали соратники, включая Троцкого и Бухарина, которые потом, когда им пришлось ощутить эти методы на себе, встали в позу народных трибунов и защитников демократии. Сделав роковой шаг, Ленин обеспечил гегемонию центрального аппарата над рядовыми членами партии, а поскольку безраздельным хозяином в этом аппарате становился Сталин, Ленин тем самым обеспечил его восхождение.

Дабы предотвратить в дальнейшем разногласия в партии, Ленин провел на X съезде еще одну судьбоносную резолюцию, запрещавшую создание «фракций», то есть организованных группировок со своей платформой. Основной, заключительный абзац резолюции «О единстве партии», хранившийся в секрете, предусматривал суровое наказание для нарушителей:

Для исключения требовалось две трети голосов членов и кандидатов в члены ЦК и Контрольной комиссии.

Похоже, Ленин и большинство проголосовавших за резолюцию не представляли, какими она чревата серьезными последствиями. Они, между тем, не замедлили сказаться: Леонард Шапиро считает принятие этой резолюции ключевым моментом в истории Коммунистической партии87. Просто говоря, воспользовавшись словами Троцкого, политический режим в государстве был перенесен на внутреннюю жизнь правящей партии88. С этого времени и в самой партии устанавливался диктаторский режим. Особое мнение допускалось лишь до тех пор, пока его выражала отдельная личность, а не организованная группа. Резолюция запрещала членам партии выступать против большинства, контролируемого ЦК, несогласие индивидуума можно было всегда объявить нерепрезентативным, тогда как организованное несогласие поставили вне закона.

«Запрет внутрипартийных группировок делал его неотменяемым и необратимым, ведь в силу этого запрета невозможно было создать какое-либо движение к пересмотру его самого. Он устанавливал внутри партии казарменную дисциплину, быть может, необходимую в армии, но убийственную для политической организации, — дисциплину, допускающую единоличное недовольство, но то же недовольство, высказанное от имени нескольких лиц, признающую мятежом89».

Трудно было придумать лучшие условия для установления мертвой бюрократии, окончательно задушившей все живое в коммунистическом движении. Ибо именно для усиления действия запрета фракционности Ленин учредил в 1922 году пост Генерального секретаря и решил, что его займет Сталин.

Последствия запрета фракционности стали осязаемы на следующий год на XI съезде партии. Из 30 делегатов, которые имели смелость на предыдущем съезде проголосовать против резолюции Ленина, осуждавшей «Рабочую оппозицию» и обвинявшей ее в «анархо-синдикалистском уклоне» (голосование было открытым), осталось только шестеро, остальных сменили более сговорчивые члены партии. Молотов теперь мог похвастаться, что фракционность в партии искоренена90. К моменту созыва XII съезда в 1923 году еще трое из этих шестерых исчезло, и среди них сам Шляпников91. Такие тихие чистки обеспечивали неоспоримое господство ЦК, который укомплектовывал съезды делегатами, поддерживающими его позицию и интересы: достаточно сказать, что 55,1 % делегатов XII съезда (1923) были всецело заняты партийной работой, а еще 30 % активно совмещали ее с основной92. Неудивительно, что на XII и всех последующих съездах резолюции принимались только единогласно. Характеристика, данная Ключевским Земским соборам Московской Руси — «совещание правительства со своими собственными агентами», целиком применима и к этим съездам.