Он направлялся к большому кругу площади Конкорд, когда в голове мелькнула ослепительная вспышка. Он снова увидел ребенка, затаившегося в углу логова убийцы, тщедушное тело, голову, забитую чудовищными картинами и неописуемыми действиями. Потом, без перехода, обугленные детские трупы в холодильном шкафу. А не произошла ли путаница? Махинация? Недоразумение?

Он ускорил шаг. Возможно, инстинкт сына сработал верно. В любом случае он должен проверить еще раз список погибших той ночью – и список выживших: сыну он этого не сказал, но многих детей из той группы огонь пощадил.

Не было ли среди них Арно Луаяна?

Рано или поздно все становится явным. Дойдя до площади Конкорд, он остановил такси, махнув своей карточкой полицейского.

Первым, кого Эрван увидел на ступеньках, ведущих на его этаж, был огромный сидящий негр. Позади высился другой великан, прислонившийся к стене на площадке, – крепкий, с белым черепом и физиономией десантника. Вылитый Морван. Но самым удивительным было вкрапление между двумя колоссами: Гаэль, казавшаяся вдвое меньше и на десять лет моложе. Маленькая девочка сидела, сжав коленки, с сумкой от Луи Вюиттона, которая на этот раз играла роль фибрового чемоданчика.

– Что вы здесь делаете? – вопросил он, впрочем без всякой враждебности.

– Я перебираюсь к тебе.

– В честь чего?

– Ты не слушал моих сообщений?

– Ты вроде и так под надежной охраной.

Он поднялся к ним. Негр вскочил, выказывая ему такое же уважение, как и к его отцу. В знак приветствия Эрван махнул рукой; второй тоже вытянулся во фрунт. Молодой Морван мгновенно проникся симпатией к обоим парням: мало того что они ежедневно терпели Старика, так теперь им приходится еще и выносить его дочь.

Гаэль не двигалась. Провокационный огонек в глазах, голова низко опущена, так что подбородок утыкается между двумя ключицами. Он снова видел перед собой так хорошо знакомую ему маленькую нахалку, с отвращением глядящую на жизнь и окружающих.

– Как вы зашли в дом? – спросил он церберов.

– Используя подручные средства, – отрапортовал негр, не зная, похвалят его за геройство или надают по рукам.

Эрван достал ключи:

– Коли на то пошло, могли бы и в квартире подождать.

– Я им говорила, – встряла маленькая капризуля.

– Можете отправляться по домам, – бросил он им, отпирая дверь.

Телохранители в нерешительности поглядывали друг на друга.

– Я позвоню отцу, успокойтесь. Теперь она под моей защитой.

Они поколебались еще несколько секунд, после чего раскланялись с Гаэль, как будто та была испанской инфантой. И с нескрываемым облегчением исчезли на лестнице.

Гаэль зашла в квартиру и бросила сумку в спальне Эрвана. Без малейшего смущения направилась на кухню и открыла холодильник. Достав пиво, протянула его Эрвану:

– Будешь?

Он кивнул. Она бросила ему банку, как заправский ковбой. Он чувствовал, что она переигрывает в роли нахалки. Гаэль умирала со страха: это бросалось в глаза.

– Что на самом деле происходит?

Она щелкнула алюминиевым язычком банки.

– Не знаю. У меня мандраж, вот и все.

– Из-за чего мандраж?

Гаэль села на диван и отхлебнула глоток, так и не ответив. Взгляд, которым она окинула обстановку, выдавал ее глубокое презрение к старому холостяку Эрвану и его сортирным вкусам.

– Ты что-нибудь видела? – не отступал он, беря стул и устраиваясь напротив.

Уставившись в пустоту перед собой, она пожала плечами:

– Нет. Не знаю. Когда я вышла из твоей палаты в «Сальпетриере», я спускалась в лифте с санитаром в хирургической маске, и на меня тогда напало жутко паршивое чувство.

– Как он выглядел?

– Крепкий. Около метра восьмидесяти. В белом халате.

– Он с тобой говорил?

– Нет.

– Сделал какой-нибудь жест, вообще что-нибудь?

– Нет.

– Это все?

– А потом мне показалось, что я видела, как кто-то бродит внизу у моего дома. Но мои ангелы-хранители ничего не заметили.

– По-твоему, кто это был?

– Не знаю. Человек, который преследовал меня в Сент-Анн. Или один из Убийц с гвоздями, которые, как утверждают, ликвидированы.

– Я же тебе сказал: они мертвы.

– Достаточно глянуть на вас, на тебя и на папу, чтобы понять, что ничего еще не кончено.

Эрван тоже глотнул пива и смотрел на сестру, пока она не решилась повернуть к нему голову. Своей красотой она была обязана прежде всего тонкой лепке лица. Победа скульптуры над живописью.

– Ничего более конкретного ты мне сказать не можешь?

– Нет. А ты мне?

– А что я?

– Ты можешь поклясться, что опасности больше нет?

– Дело официально закрыто.

– Ответ чиновника. Я говорю о твоей внутренней убежденности.

Он снова слукавил:

– Психи из Локирека действовали как виновные.

– Виновные в чем, на самом-то деле? Ты уверен, что они убийцы?

– Ты должна нам доверять. Будущее покажет.

– То есть?

– Других убийств не будет.

– Успокоил на все сто.

Внезапно он подумал о Софии: со вчерашнего дня никаких новостей. Обижена? Безразлична? Не может побороть свой гнев?

– Хочешь что-нибудь поесть?

– Нет. Я только хочу поспать здесь. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности.

– Спасибо.

– Не за что.

Он улыбнулся и достал простыни из шкафа.

– Устраивайся у меня в спальне, – сказал он, протягивая ей постельное белье. – А я на диване.

– Можно мне в ванную?

– Будь как дома.

Она исчезла. Эрван позвонил Крипо – человеку, на котором лежала обязанность завернуть краны, вырубить свет и закрыть расследование.

– Ты отослал бумаги следователю?

– В таком виде остается немало вопросов и…

– Крипо, у меня для тебя потрясающая новость: следственный комитет – это не конец расследования, а его начало.

– Но следователь морду скорчит, если…

– Документы готовы или нет?

– Не хватает только твоей подписи.

Эрван почувствовал себя хозяином лавки, которому каждый день приносят на подпись бухгалтерские бумаги, – его чеки и подписи под счетами служат и доказательствами, и уликами, и признаниями.