Отметим, что придворная портретистка работала по отработанной и привычной для Зимнего дворца схеме: несколько сеансов с царственными заказчиками «вживую», а затем доводка портрета с использованием фарфоровых манекенов (доставленных в резиденцию с Императорского фарфорового завода) в костюмах и платьях. Это была старая, как мир, методика, применявшаяся художниками с незапамятных времен. Например, при создании знаменитого портрета Екатерины II, гуляющей по аллеям Царскосельского парка, В. Л. Боровиковскому позировала М. С. Перекусихина, одетая в платье императрицы.

В апреле 1849 г., когда согласовали все организационные вопросы, Николай I несколько расширил заказ: «Государь Император изъявил Высочайшее соизволение на заказ ей, для Галереи Дома Романовых, двух копий с портретов Их Императорских Высочеств Государыни Цесаревны и великой княгини Александры Иосифовны за 1500 руб. сер. и трех копий с портретов великих княгинь Марии, Ольги и Александры Николаевен, находящихся ныне в означенной галереи таковых портретов за 1800 руб. сер.»[986].

С копиями у К. Робертсон вышло не так удачно, как с предыдущими портретами. В феврале 1850 г. К. Робертсон сообщили, что «Государь Император, не найдя в написанном ею портрете Государыни Великой Княгини Александры Иосифовны никакого сходства, повелел возвратить ей оный, и что портретом Государыни Цесаревны Его Величество также не совершенно доволен и предлагает ей исправить». Видимо, художница не согласилась с такой оценкой своей работы, и в результате ей сообщили, что «Его Величеству не угодно, чтобы она написала копии с сих двух портретов».

Творческий конфликт получил развитие в августе 1851 г., когда художница закончила копии с пяти портретов для галереи Дома Романовых. Именно тогда ей сообщили, что при высочайшей «приемке» ее работ «Государь Император изволил остаться недовольным написанными г-жею Робертсон копиями с портретов» и «повелел сии копии возвратить г-же Робертсон без платы за оные». Немедленно прошло распоряжение «назначенное ей от Придворной конторы продовольствие прекратить»[987].

К. Робертсон. Портрет великой княгини Марии Николаевны с детьми

К. Робертсон. Портрет великой княгини Марии Николаевны

Художница сразу же обратилась к влиятельным покровительницам. Таковой стала старшая дочь императора, великая княгиня Мария Николаевна. Еще в первый своей приезд в Россию К. Робертсон написала несколько великолепных портретов великой княгини Марии Николаевны, очень нравившихся заказчице. Среди них была не дошедшая до нас картина, изображавшая «великую княгиню Марию Николаевну, герцога и младенца в небольшом размере для Ее Величества императрицы»[988]. В другой приезд К. Робертсон написала новый семейный портрет – «Великая княгиня Мария Александровна с детьми» (1849 г.). В результате Мария Николаевна направила отцу для доклада через министра Императорского двора письмо «англичанки Робертсон», в котором та вновь просила выплатить ей 4800 руб. сер. «за написанные ею по сделанному в 1849 г. заказу для галереи дома Романовых». Однако на это обращение вновь «Высочайшего соизволения не последовало». Английская художница так и не вернулась на родину, умерев в Петербурге в 1854 г., в год вступления Англии в войну против России. Похоронена она на Волковом кладбище. Три неоплаченных портрета работы К. Робертсон в настоящее время хранятся в Петергофе.

Э. П. Гау. Большой кабинет Николая I. 1860-е гг. Справа на стене картина Ф. Крюгера „Парад на Оберплац в Берлине“

Ф. Крюгер. Парад на Оберплац в Берлине

Живопись в самых различных ее жанрах в обязательном порядке являлась частью интерьеров во всех парадных и жилых комнатах Зимнего дворца. Безусловно, при подборе картин в жилые половины дворцовые хозяйственники учитывали вкусы членов императорской семьи. Но чаще всего в «собственных комнатах» коллекция картин подбиралась самими «жильцами». Так, в угловом кабинете (Диванной, зал № 184) императрицы Елизаветы Алексеевны вплоть до ее смерти находилась картина Рафаэля «Мадонна с младенцем». А в кабинете императора Николая I доминировали картины военного характера, на которых изображались парады и смотры.

Картины покупались в качестве подарка близким, и такой подарок был желанным. Свидетельством тому эпизод, зафиксированный очевидцем пожара Зимнего дворца в декабре 1837 г. Мемуарист рассказывает: «Несколько минут спустя после падения телеграфа, я заметил Государя, осторожно пробиравшегося, с приподнятыми полами шинели, между раскиданными на снегу перед дворцом мелочами. „Не знаешь ли, – спросил он у меня, – где Императрицыны картины?“. Я указал на три разные места, где они были положены. „Пойдем же со мною, дружок, поискать любимую картинку жены (Доменикина)“. И вот в свете пожара мы отправились вдвоем приподнимать одну картину за другою: искомая нашлась во второй куче. „Прошу же тебя, – сказал Государь, – велеть отнести эту картинку в Адмиралтейство и там сдать на особое попечение Блоку“[989]. Эта высокая черта супружеской заботливости в такую грозную минуту глубоко меня тронула. С помощью двух из моих кирасиров я сам отнес картину в Адмиралтейство и лично сдал ее на руки Блоку»[990].

Э. П. Гау. Большая гостиная Александры Федоровны. 1858 г.

История этой картины имеет некий личный подтекст. Незадолго до пожара Николай I купил у обер-егермейстера Д. А. Нарышкина картину Доменико Цампьери «Евангелист Иоанн» для Александры Федоровны за 60 000 руб. ассигнациями. Подарок произвел на нее огромное впечатление. Именно этим объясняются тревога императора и настойчивость, с которой он во время пожара разыскивал на Разводной площадке любимую картину своей супруги. После восстановления Зимнего дворца картина Цампьери украсила Малиновую гостиную императрицы, а затем Будуар императрицы Марии Александровны[991].