Губы Рауля были искажены страшной яростной улыбкой; ноздри его дрожали, раздуваясь от свирепого наслаждения. Он оттолкнул ногой обезображенный труп Жакмэ и вскричал:

– Я не ошибался!.. мщение – сладостное чувство!..

Два наследника и трое стряпчих присутствовали при всей этой сцене, неподвижные, как будто окаменевшие от испуга. Пока продолжалась страшная борьба между Раулем и кавалером де Жакмэ, никто из свидетелей ее не был способен сделать движение или произнести слово… Но когда кровавая трагедия пришла к развязке, пятеро испуганных собеседников вдруг, как по волшебству, снова получили способность двигаться, говорить, плакать, стонать и умолять. Все они бросились на колени перед Раулем, стараясь схватить его руки или уцепиться за его платье. Поднялся жалобный хор, подобный хорам в страшных трагедиях Софокла и Еврипида.

– Пощадите!.. – говорил виконт де Вертапюи.

– Смилуйтесь!.. – кричал барон де Морнсуш.

– Помилосердствуйте!.. – молили трое стряпчих.

– Будьте велико…

– Великодушны!..

– Благородны!..

– Будьте милостивы!..

– Будьте сострадательны!..

– Мы негодяи!..

– Мошенники!..

– Страшные плуты!..

– Мы заслуживаем виселицы!..

– Четвертования!..

– И хуже еще!..

– Но мы раскаиваемся!..

– Сожалеем!..

– Печалимся!..

Потом жалобный хор опять принимался кричать:

– Пощадите!..

– Смилуйтесь!..

– Помилосердствуйте!..

Рауль смотрел некоторое время с ненавистью и презрением на пятерых подлецов, которые пресмыкались у его ног и трое из которых даром угощали его зрелищем своей отвратительной трусости, потому что, не оскорбив его ничем, они не имели причин бояться его. Потом, подумав несколько, он сделал знак одному из часовых, стоявших в коридоре, который не мог устоять от искушения и растворил дверь, чтобы посмотреть на драку. Часовой подошел.

– Призови сюда Ла-Роза, его людей и всех слуг замка, – сказал Рауль.

Через три минуты это приказание было исполнено, и столовая наполнилась людьми. При виде трупа кавалера де Жакмэ отставной сержант французской гвардии покрутил свои усы с видом вполне одобрительным и пробормотал сквозь зубы:

– Клянусь моей гитарой и моей шпагой! Прекрасно исполненное дело!..

Слуги же дрожали и думали, что их ведут на смерть. Охотно бросились бы они на колени, как наследники и стряпчие, но не смели. Только зубы их стучали от ужаса.

– Выбросьте из окна эту падаль! – сказал Рауль, указывая на тело кавалера де Жакмэ.

Прежде чем он успел окончить это приказание, окно было уже открыто и послышался глухой шум тела, катившегося по ступеням крыльца.

– Хорошо! – сказал молодой человек. – Подойдите сюда, – прибавил он, обращаясь к Ла-Розу.

– Здесь! – отвечал отставной сержант с военным поклоном,

– Из чего сделаны ножны шпаг ваших солдат?

– Из кожи, и кожи отличной, смею заверить честным словом Ла-Роза; они гибки и крепки, мягки и прочны.

– Прекрасно. Пусть четверо ваших солдат снимут шпаги и возьмут их в руки.

– Исполнено.

– Пусть четверо слуг возьмут эти ножны…

Четверо лакеев, надеясь спасти свою жизнь быстрым к слепым повиновением, тотчас подошли. Ла-Роз еще не понимал мысли своего начальника; но он недолго оставался в неизвестности. Рауль указал на виконта и барона, все еще стоявших на коленях, и сказал:

– Схватите этих двух мерзавцев, снимите с них платье, жилеты, все, да проворнее!.. – продолжал Рауль.

Одной секунды было достаточно, чтобы раздеть виконта и барона, которые от испуга не могли уже ни кричать, ни просить.

– А теперь? – спросил Ла-Роз.

– Теперь пусть четверо солдат поставят их на колени и держат в этом положении, а четверо лакеев бьют их ножнами до тех пор, пока я не велю перестать.

– Прекрасно!.. прекрасно! – весело закричал отставной сержант, который наконец понял, в чем дело. – Честное слово, даже я, Ла-Роз, не придумал бы лучше! Клянусь моей гитарой и моей шпагой! Мысль поистине замысловатая и поэтическая…

– Я буду считать до трех, – продолжал Рауль, – когда я произнесу слово три, лакеи должны ударить разом и продолжать бить в такт… в противном случае я буду принужден дать им урок на их собственных плечах.

Кроме двух наследников, трех стряпчих и четырех лакеев, все захохотали.

– Раз! – сказал Рауль.

И лакеи тверже ухватились за кожаные ножны.

– Два! – произнес молодой человек.

Лакеи подняли руки.

– Три!..

Четверо ножен вдруг опустились на виконта и барона. Оба страшно вскрикнули, употребляя сверхъестественные усилия, чтобы встать на ноги. Но железные руки пригвоздили их к полу, и второй удар был нанесен с изумительной правильностью.

Мы не будем распространяться о подробностях этой отвратительной казни, которая называется бичеванием. Скажем только, что при шестом ударе брызнула кровь, а при двенадцатом стоны и крики прекратились, по той простой причине, что жертвы были уже без чувств.

– Довольно! – скомандовал Рауль.

Отставной сержант, которого это зрелище очень забавляло, нашел, что приказ кончить экзекуцию был дан слишком скоро.

– Клянусь моей гитарой и моей шпагой! – отважился он сказать. – Мне кажется, недурно было бы поколотить также и приказных.

– Не к чему, – возразил Рауль, между тем как несчастные громко кричали, – для них я придумал другое наказание…

И обратившись к лакеям, он приказал принести три фляжки водки. Это было сделано в одну секунду, потому что в шкафах столовой находился огромный запас напитков.

– Теперь дайте мне три самых больших стакана, какие только есть в замке… – продолжал Рауль.

Лакей повиновался, Рауль велел наполнить водкой эти гигантские стаканы, в каждый из которых входила целая бутылка. Потом он сказал стряпчим:

– Любезные друзья, выпейте в честь правосудия.

– От всего нашего сердца, – пролепетали стряпчие.

– Только, мои добрые друзья, – продолжал Рауль, – заметьте себе вот что: надо опорожнить разом весь стакан… Если вы приметесь пить во второй раз или оставите хоть каплю на дне, я тотчас же прикажу прострелить вам голову…

Стряпчие побледнели.

– Ну, – продолжал Рауль, – время не терпит, поторопитесь…

Пять или шесть пистолетов были направлены в головы приказных. Они решились, схватили гомерические кубки и, не останавливаясь, не переводя дух, осушили их до последней капли, прокричав по приказанию Рауля: