За минувшие полтора часа жених был ими тактично, но внимательно рассмотрен и одобрен. Обстоятельному, суховатому Николаю Семеновичу инженер понравился скромностью и «георгием» на груди. Мика же был ужасно рад, что Машенька выглядит такой счастливой, и полюбил ее избранника уже за одно это.

Морякам любопытно было услышать, как воюют на суше. Отставного прапорщика Мышкина попросили рассказать про новое оружие, бронемашины. Родион Романович сначала смущался, отнекивался. Потом все-таки заговорил и оказался недурным рассказчиком. Он объяснил, что ему как опытному инженеру-механику доверили обкатку в боевых условиях «остина» новой серии, на смешанном колесногусеничном ходу.

— …Пыхтим на своей керосинке через поле, вот этак. — Он двигал по скатерти заварной чайник. — Оба пулемета стрекочут. Урону от нашей пальбы, может, и немного, потому что метко стрелять из глухой башни трудно, но глядеть из окопа на броневик, я думаю, страшно. Видели вы когда-нибудь «остина»? Нет? Представьте, что ваша «Мария» по земле едет. Пехота ведь снизу, из траншеи смотрит. Одна беда: ни черта не видно, дым. Откидываю люк, высовываюсь. — Родион Романович снял с чайника крышечку. — Командиру машины это часто приходилось делать. И тут вдруг ж-ж-ж-ж — немецкие аэропланы. Пролетел над нами бомбовоз, тра-та-та-та из пулемета. Я, конечно, нырнул вниз. А люк захлопнуть не успел. Ну и всадил он нам туда точнехонько зажигательную бутылку… М-да.

Маша сопереживала. Поглядывала на слушателей — внимательны ли. Когда отец наклонился раскурить трубку, сдвинула брови. Не нравилось ей и то, что Татьяна Борисовна во время рассказа отвлекает мужа.

(А мать в это время шепнула Ивану Сергеевичу: «Видишь, как они сели? Он к ней целой половиной лица, и она к нему тоже. Сердце разрывается…»

Капитан погладил жену по плечу.)

— Прямо в люк? — ахнул мичман. — Это все равно что снаряд жахнет в крюйт-камеру, один шанс из тысячи. Не повезло вам.

Мышкин грустно усмехнулся половиной рта — вторая не слушалась.

— Мне-то как раз повезло. Успел выскочить, по земле покатался, пламя сбил. А остальные… — Махнул рукой. — Конструкционный недостаток «остина» — нет защиты от аэропланов. Хоть бы один пулеметишко зенитный.

Старший офицер, все мысли которого в любое время дня и ночи сворачивали на корабль, вздохнул:

— Вот и меня воздух беспокоит. Говорят, немцы научились подвешивать к самолетам торпеды. Если правда — хлебнем мы горя.

— Не может быть, чтоб на дредноуте не было достаточной противоаэропланной обороны. — Мышкин покачал головой. — У вас, если я правильно помню, восемь семидесятимиллиметровых зениток. Хотя, конечно, им не хватает подвижности. Хорошо бы счетверенные пулеметы поставить. Самая эффективная штука.

— Пробовали, — подхватил животрепещущую тему командир. — Вон, Мика у себя на башне и так их крепил, и этак — всё не ладится.

Инженер заволновался.

— Как это «не ладится»? Господа, я ведь о зенитных пулеметах не случайно заговорил. Именно ими я на заводе и занимаюсь! У меня есть разработка… Вот, я вам сейчас нарисую.

Он взял бумажную салфетку, достал карандаш. Старший офицер и мичман перегнулись через стол, командир подошел и стал заглядывать через плечо.

— Тут вроде велосипедного седла, только большого. Это для стрелка, — по ходу объяснял Родион Романович. — Тут вот так направляющие… Угол фиксации регулируется вот здесь… Здесь маленький рельс, эллипсовидный…

Маша смотрела с восхищением — не на чертеж, конечно, а на любимого. Это был полный успех! Он всем, решительно всем понравился!

Но Татьяна Борисовна считала, что вечер повернул не в ту сторону. Она завела граммофон, а когда никто из мужчин не оглянулся на звуки фокстрота, приблизилась к мужу и толкнула его в бок.

— Будет вам о скучном. Танец жениха и невесты!

Спохватился и Мышкин.

— В самом деле. Это я виноват… Марья Ивановна, не угодно ли?

Пока танцевали, ей удалось дважды, украдкой, поцеловать его в щеку — ту, что не обожжена. Он же поцеловал ее один раз, зато прямо в родимое пятно. Маша окончательно поняла, что будет ей счастье. Незаслуженное и оттого в особенности драгоценное.

— Толково. Очень толково, — заметил командир, разглядывая рисунок.

Старший офицер крякнул:

— Эх, жалко. Пока закажем, пока изготовят, пока установят. До похода не успеть.

Не прерывая танца, инженер сказал:

— У меня в цехе есть один опытный образец. Хотите, поставлю на пробу? Если в боевых условиях не подведет, ваши мастера смогут сделать такие сами, хоть для каждой башни. Замеры, чертежи, у меня всё есть. Пулеметы — не проблема.

Вознесенский быстро воскликнул:

— Чур на мою! Я первый!

— Как вы поставите? — Городецкий махнул рукой. — Посторонним на линкор без особого разрешения командира порта нельзя. Это целая процедура.

Козельцов покашлял.

— Николай Семёныч, ну вы прямо не человек, а ходячая инструкция.

— Не положено, Иван Сергеевич! Тем более перед походом.

— Николай Семёныч, для дела же! Сами говорите — торпеды.

В спор вмешался Мышкин:

— Порядок есть порядок. К тому же я не уверен, хороша ли моя конструкция для башни главного калибра. Сначала надо бы взглянуть, прикинуть.

— И взглянуть тоже не положено, — отрезал сухарь Городецкий. — Я как старший офицер линкора не могу пустить на борт постороннего.

Командир хитро посмотрел на своего помощника, потом на дочь.

— Дочь моя Мария, не хочешь ли ты навестить старика отца? Морской устав не возбраняет командиру приглашать к себе членов семьи. В категорию «посторонних» они не попадают.

Маша улыбнулась:

— Охотно, папенька. Что-то я давненько не бывала у тебя на «Императрице». Но ведь я теперь невеста. Появляться в мужской компании без жениха мне неприлично.

Старший офицер развел руками — смирился.

Кажется, впервые в жизни Мария Ивановна не обращала внимания на взгляды — даже если замечала, что они скользят по ее родимому пятну. Ей это было не то чтобы все равно, но настроения не портило. А людей вокруг Маши было множество: офицеры, кондуктора, матросы.

День был пасмурный, октябрьский. Над бухтой дул осенний ветер, берега Куриной балки терялись в зябком тумане, но Маша не чувствовала холода, не обижалась на тучи. Даже мелкий дождик, брызгавший противной капелью на стальные башни линкора, барышню не расстроил.

Никакой экскурсии Маше и ее жениху, конечно, не устраивали. Родион Романович даже щепетильно отказался спуститься в каюту к будущему тестю. «Дредноут — объект секретный, — сказал он. — Что ж я, не понимаю? Ничего лишнего видеть не хочу. Покажите мне только носовую башню».