— Я и мои люди… — повторяет он.

Наконец-то подал голос — хрипловатый, очень тихий. Расширенные темные зрачки уставились в пустоту.

— Куда я выйду…

Лолита, не понимая, чуть подается вперед. Вблизи еще острее этот едкий запах. Запах застарелого, перегорелого пота и страдания.

— Не говорите так. К чему эти печальные мысли…

Капитан слегка поворачивает голову. Лолита глядит на его руки, неподвижно лежащие на простыне. Бледная кожа, пальцы с отросшими, нечистыми ногтями. Голубые, набрякшие вены.

— Хирурги сказали, что скоро поправитесь… Вы ни в чем теперь не будете нуждаться — ни в уходе, ни в средствах. У вас будет то, о чем вы всегда мечтали, — своя земля и дом вдалеке от моря. Мое слово в том порукой.

— Ваше слово… — повторяет он, будто размышляя.

Подрагиванье губ теперь все же больше похоже на улыбку, отмечает Лолита. Но еще больше — на отстраненную, почти безразличную гримасу.

— Я уже мертв, — вдруг слышит Лолита.

— Что за глупости!..

Но он уже не смотрит на нее. Отвел глаза мгновение назад.

— Меня убили в бухте Роты.

Может быть, думает Лолита, он и прав? Измученный покойник, обрети он вдруг дар речи, улыбался бы именно такой улыбкой.

— Убили и закопали там, на берегу, вместе с двадцатью тремя матросами с «Кулебры».

Лолита глядит по сторонам, словно прося у кого-то помощи, и, насилуя себя, залавливает колотящуюся в груди тоску. Нежданное и сильное сострадание дивит ее самое. И к собственному изумлению, она поднимается, набрасывает на голову мантилью, говорит:

— Мы скоро увидимся с вами, капитан.

Но знает, что говорит неправду. И знание это сопровождает ее все то время, что, шаг за шагом и все ускоряя шаги, она проходит меж рядов распростертых на полу людей к выходу, и вот оказывается снаружи, вдыхает наконец свежего влажного воздуха, а потом, не останавливаясь, идет к берегу моря и останавливается напротив белого и серого города, растушеванного далью, под дождем, кропящим ей лицо каплями холодных слез.

Ла Навата, декабрь 2009 г.