блеск зрительного зала, тут же поспешил добавить ложку дегтя: «Входы в ложи очень неудобны: должно протесниться в каждую ложу длинным коридором, который не шире дамского рукава, передняя завеса бледна и бесхарактерна как газетная проза…»

Пока тянулось разбирательство с металлическими перекрытиями театра, пока с минимальными средствами старались добиться максимальной красоты зрительного зала, на Театральной улице и на Чернышевой площади продолжали строить новые дома. Еще в 1829 году создали Временную комиссию при Министерстве внутренних дел для наблюдения за работами. Карл Иванович в нее не вошел. То ли сам отказался, ссылаясь на большую занятость другими делами, то ли его не включили, считая, что вполне достаточно созданных им чертежей и планов. За строение домов по Театральной улице и наружное их убранство отвечает помощник Росси — архитектор В. Глинка. Левый корпус (если смотреть от театра) предназначен Департаменту уделов Министерства императорского двора, ведавшему имуществом и крестьянами императорской фамилии. Правый отдан Ведомству военно-учебных заведений, которому подчиняются все кадетские корпуса и Пажеский корпус, расположенный тут же, в Воронцовском дворце. Здания на Чернышевой площади доверено возводить архитектору И. Шарлеманю. Центральный корпус, обращенный фасадом к Фонтанке, а тылом к Чернышеву переулку, займет позже Министерство народного просвещения. Корпус, что протянулся от Торгового переулка и завернул на набережную, отдан Министерству внутренних дел (сейчас здесь помещается типография им. Володарского)…

Уцелевшие чертежи свидетельствуют, как Росси все время вносит изменения в первоначальный проект площади: отказывается от храма в центре, усиливает звучность центрального дома — задумав скульптуру на аттике и в нишах фасада, он как бы рождает «перекличку» с фасадом библиотеки. Это поправки, рожденные извечным стремлением Мастера к совершенству. Но были и другие, вызванные к жизни горькими обстоятельствами и высочайшими повелениями.

Еще только поднялись над землей первые этажи театра и зданий позади него, как среди купцов Гостиного двора начались пересуды и сговоры: собирается, мол, придворный архитектор открыть в первых этажах будущих домов торговые лавки и будет нам большое соперничество. Нельзя допустить ущерба интересам… 19 июля 1828 года «…санктпетербургские купцы, владеющие Гостиным двором и близлежащими местами, — коммерции советник Пономарев и другие, в числе 22 человек, утруждали Государя Императора всеподданнейшим прошением об отмене предполагаемого устройства лавок на вновь назначенных улицах от Невского проспекта до Чернышева моста».

Потом, когда возводили центральное здание на круглой площади, возникла необходимость снести служебное строение бывшего Воронцовского дворца, чтобы открыть широкий проезд от Фонтанки к Садовой. Жалобу на архитектора подало начальство Пажеского корпуса. Император изволил наложить строгую резолюцию: «Ломать чужого не следует». И пришлось нарушать композицию: в красивой трехпролетной арке закрыть один проем. Вдобавок ко всему возникла нужда вместе с архитектором А. Кавосом готовить чертежи и смету «на переделку лавок в каменном корпусе по Чернышеву переулку в жилой корпус и выстройку при оном служб…». А в заключение всех бед казначейство не сумело выкупить у обывателей землю для строения корпуса, симметричного зданию Министерства внутренних дел. Так и осталась Чернышева площадь неоконченной и не завершенной в единой манере…

К 1834 году строение и наружная отделка всего огромного ансамбля были завершены. Только Карл Иванович уже стоял в стороне от дел. И некому было больше, «руководствуясь правилами справедливости и беспристрастия», просить награждения особо отличившимся работникам. Денежного поощрения за окончательное создание столь величественного и прекрасного ансамбля так никто и не получил…

II

Генерал-лейтенант Базен не мог забыть своего поражения. Мечтал о реванше и ждал удобного случая. Случай нашелся.

Еще в 1827 году в Обуховской больнице, построенной архитектором А. Михайловым 1-м, приключился пожар. Загорелась балка, проходившая рядом с печной трубой. Узнав о случившемся, император повелел: «Санкт-петербургского архитектора Михайлова за сделанную им оплошность… арестовать; и впредь, когда окажется, что пожар произошел от оплошности архитектора, таким же образом наказывать; о чем архитекторам объявить».

Прочитав сие высочайшее повеление, расписались архитекторы статские советники Стасов, Михайлов 2-й, Филиппов, коллежский советник Кашкин. Карл же Росси этот оскорбительный для каждого порядочного человека приказ подписать отказался. Неповиновение зодчего прозвучало для генерал-лейтенанта сигналом к началу наступления.

4 февраля 1831 года военному генерал-губернатору Петербурга генералу П. Эссену направлен рапорт-донос:

«Назначенный высочайшим рескриптом в третий день мая 1816 года… в числе прочих членов сего Комитета[9] архитектор Росси, с самого учреждения сего Комитета, был столь мало деятелен в исполнении своих обязанностей… что неоднократно вынуждал… напоминать его о долге посещать заседания…

В 1823 году при построении дворца великого князя Михаила Павловича почившему Государю… Александру Павловичу благоугодно было освободить от занятий сего Комитета члена его архитектора Росси, но только впредь до окончательной отделки… дворца… Окончив построение дворца, архитектор Росси оказал к службе еще большее пренебрежение нежели прежде, прекратив совершенно посещение его заседаний…

Вступив по высочайшей воле в исправление должности Председателя Комитета, я не мог не обратить внимания на самовольное отсутствие члена его архитектора Росси… В сентябре месяце 1826 года Комитет сделал официальный запрос архитектору… когда он намерен вступить в исполнение обязанностей своих, как член сего Комитета, и не имеет ли он каких причин, которые бы разрешали продолжать его отсутствие.

Получив таковой вежливый запрос, не имевший даже формы предписания, которое Комитет имел право ему послать, казалось бы, следовало господину Росси отвечать в том же учтивом тоне; но г. Росси и в сем случае представил себе ни в чем не сообразное право не отвечать на официальную бумагу Комитета.

В декабре того же 1826 года Комитет повторил г-ну Росси тот же самый запрос, но и на оный до сих пор еще не получен ответ.

Комитет сей, имев честь получить… повеления о арестовании губернского архитектора Михайлова… о наказывании впредь таким же образом всех архитекторов за подобные оплошности… определил объявить сие всем членам с росписями о прочтении оного… Господин Росси вместо того, чтобы исполнить сие, возвратил Комитету посланные ему предложения и лист для росписи, вложив их в конверт безо всякого адреса, в том виде, как я имею честь его при сем представить.

После всех таковых поступков архитектора Росси, доказывающих сверх незнания приличий совершенное непослушание своему начальству, пренебрежение к месту собственного служения своего, составленного из лиц не менее уважаемых по их талантам и покорности законным властям, и наконец даже явное неповиновение к высочайшим приказаниям… налагают на меня непременную обязанность донести об них… и испросить высочайшего соизволения на исключение архитектора Росси из звания члена Комитета для строений и гидравлических работ в С.-Петербурге.

Председатель генерал-лейтенант Базен».

Документ сам по себе характерный и важный для историка. В нем не только раскрыт характер Базена, но приведен катехизис добропорядочного служаки: 1) соблюдение правил приличия к вышестоящему начальству; 2) уважение своего места службы; 3) покорность законным властям и выполнение всех повелений.

Рапорт-донос начал свое движение. Военный генерал-губернатор,