— Мое мнение о твоем предложении, Филипп, следующее: несомненно, это глупейшая вещь, которую я когда-либо слышал! Но если это сделает Палату счастливее и поможет выполнить наше задание быстрее, я готов дать клятву.

— Я тоже согласен, Марк Эмилий, — сказал Катул. — А теперь можно ли нам расходиться по домам?

* * *

— Как ты думаешь, чего добивался Филипп? — спросил Лепид Брута, обедая у него на следующий день.

— Я правда не знаю, — ответил Брут, качая головой.

— А у тебя есть какие-нибудь соображения, Сервилия? — обратился к женщине старший консул.

— Нет, — ответила она, хмурясь. — Мой муж рассказал мне в общих чертах, что говорилось вчера, но я могла бы узнать больше, если бы вы снабдили меня копией записи речи. Конечно, если ее записывали.

Мнение Лепида о политической зоркости Сервилии было так высоко, что он не увидел в этой просьбе ничего необычного и согласился завтра утром дать ей документ — еще до того, как он уедет из Рима вербовать свои четыре легиона.

— Я начинаю думать, — сказал Брут, — что у тебя нет шанса улучшить судьбу городов Этрурии и Умбрии, которые непосредственно не участвовали в войне на стороне Карбона. В Сенате много людей, разделяющих мнение Филиппа, и они не захотят слышать ничего, что ты сможешь им сказать.

Усмирение хотя бы некоторых районов Умбрии имело большое значение для Брута, у которого, после Помпея, было больше всех земли в Умбрии. Он не хотел, чтобы рядом с его владениями располагались солдатские поселения. Эти поселения размещались в основном вокруг Сполетия и Игувия. То, что земли Брута еще не получили ветеранов, произошло благодаря двум факторам: бездействию комиссий, назначенных провести распределение ветеранов, и отправке четырнадцати старых легионов Суллы для службы в Испанию двадцать месяцев назад. Только это второе обстоятельство дало Лепиду возможность вынести на обсуждение свои законы. Если бы все двадцать три легиона Суллы остались в Италии для демобилизации, как планировалось раньше, тогда Сполетию и Игувию пришлось бы встретить полный состав ветеранов.

— То, что вчера говорил Филипп, явилось для всех ударом, — сказал Лепид, краснея от гнева при одном упоминании о вчерашнем. — Я не могу поверить тем идиотам! Я действительно думал, что, ответив Филиппу, одержу победу. Я говорил убедительно, Сервилия, и только по делу! Но они позволили Филиппу обмануть себя и одобрили эту идиотскую клятву, которую мы должны дать сегодня утром в храме Семо Санку!

— Что означает, что они готовы уступать и дальше, — добавила Сервилия. — Меня беспокоит то, что тебя не будет в Палате, чтобы противостоять старому интригану, когда тот примется выступать в следующий раз. А он еще будет говорить! Он что-то замышляет.

— Я не знаю, почему мы называем его старым, — сказал Брут, желавший переменить тему. — Он не так уж и стар — всего пятьдесят восемь. И хотя он выглядит так, словно завтра его хватит апоплексический удар, думаю, что этого не случится. Это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой!

Но Лепид устал от пустых разговоров и вдруг заговорил серьезно.

— Я уезжаю в Этрурию набирать армию, — сказал он. — И хотел бы, чтобы ты как можно скорее присоединился ко мне, Брут. Мы планировали работать одной командой на будущий год, но, думаю, нам надлежит начать действовать совместно сейчас же. В настоящее время в твоем суде нет ничего срочного, что не может подождать до следующего года и до нового судьи. Поэтому я прошу, чтобы ты был моим помощником, старшим легатом. Немедленно.

Сервилия заволновалась:

— Разве разумно вербовать людей в Этрурии? Почему не поехать в Кампанию?

— Потому что Катул опередил меня и взял Кампанию себе. Во всяком случае, мои собственные земли и контакты находятся в Этрурии, а не к югу от Рима. Мне там удобно. Я там многих знаю.

— Но вот что меня беспокоит, Лепид. Я подозреваю, что Филипп продолжит сеять сомнения относительно твоих конечных целей. Нехорошо вербовать солдат в районе, где назревает мятеж.

— Пусть Филипп что хочет, то и делает, — презрительно ответил Лепид.

* * *

Сенат не препятствовал Филиппу. Когда квинктилий перешел в секстилий и вербовка продвигалась полным ходом, Филипп взял себе за правило пристально следить за Лепидом, создав поразительно большую и эффективную сеть агентов. Он не тратил времени на наблюдение за Катулом в Кампании. Тот быстро набрал четыре легиона из числа старых ветеранов Суллы, которым надоела гражданская жизнь и сельское хозяйство. Они жаждали принять участие в новой кампании, да еще недалеко от дома. Беда заключалась в том, что люди, набранные в Этрурии, не являлись ветеранами Суллы. Они были либо совсем зелеными юнцами, либо ветеранами, которые сражались на стороне Карбона и которым удалось оказаться в стороне от общего строя, когда произошло поражение. Большинство людей Суллы, поселенных в Этрурии, предпочли остаться, чтобы защитить свою землю, или ушли в Кампанию, чтобы записаться к Катулу.

Весь сентябрь Филипп гремел в Палате. Тем временем Катул и Лепид, набрав армии, тренировали и обучали их. И в самом начале октября Филипп так утомил Сенат, что тот потребовал, чтобы Лепид вернулся в Рим для проведения курульных выборов. Курьер направился на север в лагерь Лепида у стен Сатурнии. Ответ Лепид прислал с тем же курьером.

«В данный момент я не могу уехать, — смело сообщал Лепид. — Вы должны подождать меня или же назначить вместо меня Квинта Лутация».

Квинту Лутацию Катулу было приказано вернуться из Кампании — но отнюдь не для проведения выборов. В планы Филиппа не входило разрешить это Лепиду. Цетег прочно соединился с Филиппом, и, что бы ни захотел Филипп, все одобрялось тремя четвертями Палаты.

Во всем этом не было никаких выпадов против Фезул, которые заперли ворота и стали ждать развития событий, очень довольные тем, что Рим никак не может решить, что же делать дальше.

Второе послание было отправлено Лепиду с требованием немедленно возвратиться в Рим и провести выборы. Лепид снова отказался. Теперь Филипп и Цетег обратились к Сенату с призывом объявить Лепида мятежником. У них есть доказательства его переговоров с непокорными элементами в Этрурии и Умбрии, и его старший легат, претор Марк Юний Брут, тоже замешан в этом.

Сервилия послала Лепиду письмо:

Кажется, мне удалось узнать, что кроется за поведением Филиппа, хотя я не смогла найти доказательств моих подозрений. Однако поверь, что бы и кто бы ни скрывался за спиной Филиппа, те же люди таятся и за спиной Цетега.

Я внимательно изучила запись той первой речи Филиппа и много раз встречалась со всеми женщинами, которые хоть что-то могут знать, за исключением отвратительной Преции, которая теперь царствует в доме Цетега. Гортензия не в курсе, потому что Катул, ее муж, тоже лишен нужной информации. Но я наконец получила очень важные сведения от Юлии, вдовы Гая Мария. Представляешь, как широко я раскинула сети в своем расследовании!