Он вставал в шесть часов утра, читал газеты, работал с девяти до одиннадцати, потом медленно поднимался (как придуманный им воздушный шар — и в книге, которую он писал, и в фильме по его сценарию «Письма из парка»). Замечательно то, говорил Габо, что он «вновь обрел свою Колумбию». В полдень Мерседес приходила на пляж и вместе с друзьями ждала его появления. Потом они ели на обед креветок или омара и устраивали сиесту. Часов в пять-шесть он общался с родителями и каждый вечер гулял по городу или беседовал с друзьями, а потом «все это на следующий день описывал в романе»[1116].

В методах работы Гарсиа Маркеса наметился новый переход — он встал на путь технического прогресса, даром что жил в здании, которое из-за его формы прозвали «пишущей машинкой»[1117]. Оно, может, и слава богу, что он уже написал первые главы своего следующего романа, «Любовь во время чумы», что, в общем-то, и помогло ему благополучно пережить шумиху с Нобелевской премией. Теперь он решил пересесть за компьютер и попросил машинистку перенести в него существующую рукопись. И это дало ему, человеку, с маниакальным упорством выбрасывавшему каждую страницу с опечаткой, возможность работать гораздо быстрее, а также, вероятно, помогло избежать творческого тупика, который на несколько лет выбивал из колеи многих писателей после присуждения им Нобелевской премии. Изменился ли из-за новой технологии его стиль? В лучшую или в худшую сторону? Эти вопросы широко обсуждались критиками.

И все же самой значительной переменой в жизни Гарсиа Маркеса, по крайней мере в психологическом плане, стал сдвиг в его отношениях с отцом. За свои почти шестьдесят лет он редко общался с Габриэлем Элихио. Теперь сын примирился с отцом настолько, что почти ежедневно ездил через мост в Манту, чтобы побеседовать с ним и с Луисой Сантьяга — как правило, по отдельности — об их молодости и романе. Конечно, на первый взгляд Гарсиа Маркес собирал материал для своего нового романа, но есть основания полагать, что он наконец-то был готов к сближению с Габриэлем Элихио и что благодаря этой книге он сумел не поступиться гордостью и начал избавляться от чувства вины, которое, несомненно, испытывал перед этим человеком, своим отцом. Буквально три года назад в «Истории одной смерти, о которой знали заранее» он писал о героине, которая внезапно сделала открытие относительно своей матери: «И в этой улыбке — в первый раз со дня своего рождения — Анхела Викарио увидела мать такой, какой она была на самом деле: несчастной женщиной, посвятившей всю себя культу собственных недостатков»[1118]. Вероятно, теперь, когда все его трудности были позади, Гарсиа Маркес смог столь же непредубежденно взглянуть на Габриэля Элихио и дать ему объективную, хотя, пожалуй, и менее жестокую оценку.

Сделать это было нелегко. Сначала Габриэль Элихио отнял у него мать, потом, вернувшись через много лет, увез его от любимого деда, от полковника, который — как это видел Габито — во всем превосходил его отца. Габриэль Элихио, конечно же, не был жестоким отцом, но он всегда, казалось, грозил насилием, дабы подчинить домочадцев своей весьма сомнительной власти; исповедуя патриархальный уклад, он держал взаперти свою многострадальную жену, а сам часто уезжал из дома и вовсю ей изменял, порой самым скандальным образом. Да, наверно, в целом его способность содержать большую семью — кормить, одевать, давать образование детям — можно считать необычайным достижением, но, с точки зрения его старшего сына, непредсказуемость отца, его безумные затеи, вечная смена планов, глупые шутки, которым все должны были смеяться, упертый политический консерватизм, порой огромная пропасть между его реальными успехами и завышенной самооценкой — все это жутко раздражало Гарсиа Маркеса, тем более что в нем с детства жила глубоко укоренившаяся обида на отца.

При таких отношениях почти любая мелочь только усугубляет взаимную неприязнь. Гарсиа Маркес как-то сказал, что, несмотря на свою громкую славу, он всегда помнит: он — всего лишь один из шестнадцати детей телеграфиста из Аракатаки. Эти его слова очень любят цитировать в Латинской Америке. Габриэль Элихио, услышав их, разразился яростной бранью: телеграфистом он работал совсем недолго, а теперь он профессиональный врач, а еще поэт и прозаик[1119]. Его уязвляло, что всем известно влияние на его сына полковника, вдохновившего Гарсиа Маркеса на создание самых незабываемых персонажей его книг, в то время как его самого, Габриэля Элихио, Габито ни разу не упомянул в своих произведениях, умышленно предал его забвению, а теперь еще и оскорбил.

К концу августа 1984 г. Гарсиа Маркес написал три главы — более двухсот страниц — из шести запланированных, и книга начала обретать форму. Он беседовал со своими родителями, чтобы получить общее представление об эпохе поры их молодости, и — в качестве живого примера — выяснял подробности истории их любви. Во всяком случае, он так говорил. Газете El País он сказал, что содержание романа можно резюмировать одним предложением: «Это история мужчины и женщины, которые страстно любят друг друга, но не могут пожениться в двадцать лет, потому что еще слишком молоды, и не могут пожениться в восемьдесят, после всех жизненных перипетий, потому что уже слишком стары». Гарсиа Маркес сказал, что это рискованный проект, ибо он задействует все элементы массовой народной культуры: пошлость и вульгарность, присущие мелодраме, мыльной опере и болеро. Роман, написанный также под влиянием французской литературной традиции XIX в., начался с похорон и завершится на пароходе. И будет иметь счастливый конец[1120]. Предположительно поэтому Гарсиа Маркес и решил перенести время действия повествования в прошлое: возможно, даже он чувствовал, что любовную историю со счастливым концом, разворачивающуюся в конце XX столетия, никто не воспримет серьезно.

В итоге, когда книга была наполовину написана, в конце лета он покинул Картахену, оставив экземпляр рукописи Марго с указанием уничтожить ее, как только он благополучно доберется до Мексики. «И вот я села, положила на колени пустой противень и стала рвать страницу за страницей, а после все сожгла»[1121]. Осенью того же года Гарсиа Маркес съездил, не очень охотно, по делам в Европу, а потом его настигло печальное известие. 13 декабря 1984 г. в картахенской больнице Бокагранде после десятидневной болезни скоропостижно скончался — вскоре после своего дня рождения (ему исполнилось восемьдесят три года) — Габриэль Элихио. Йийо (Элихио Габриэль), которого обычно считали самым нервным в семье, вспоминал: «Когда отец умер, все перевернулось вверх дном. Я приехал в тот же день, и в доме царил хаос, никто не способен был принимать решения. Помнится, было пять часов дня, и ни Хайме, ни Габито еще не объявились. Мне пришлось взять на себя заботу о семье, вытащить их из болота, запустить механизм. На следующий день мы собрались и стали решать, как все организовать. Это был сущий ад. Никто ни с кем не соглашался»[1122].