«В бесконечном многообразии литературы о войне, — писал Д.Иванов, — появился роман, восполнивший одну из страниц летописи Великой Отечественной войны, впервые столь откровенно, столь драматично, столь захватывающе и увлекательно рассказавший о доселе никому, кроме узких профессионалов, не известной работе контрразведчиков и их вкладе в общую победу». («Хранить вечно». // Огонек. 1975. № 3).

«В. Богомолов «не ложится» ни в какие творческие «параллели», оказывается «за сеткой координат» среди всех военных произведений, — подчеркнул А. Елкин, — в его романе особую роль играют тональность, ритм, вся музыкальная оркестровка». («На свинцовом ветру». // Комсомольская правда. 1975. 8 января).

«В романе В. Богомолова нет «жира» пустословия, «проходных» глав, искуственных «мостиков» между частями, нет и хаоса подробностей; здесь все выстроено по законам лаконизма, динамичности, целенаправленности, — отмечал Михаил Кузнецов в статье «В критической ситуации». — Роман стоит как обелиск, где все устремлено ввысь... Он не только занимателен, он красив своей архитектоникой, эмоциональной экспрессией, высоким профессионализмом, захватывающих читателя целиком и героев которого помнишь долго и живо. Ибо степень правды в нем высока». (Наш современник. 1976. № 5).

Спустя двадцать с лишним лет критик С. Земляной в статье «Литературное амплуа: заместитель Бога по розыску» (Свободная мысль. 1998. № 2) добавит: «Богомолов в «МИ» («Момент истины») сделал то, что ни у кого еще в русской литературе подобным образом не получалось: он показал Россию за работой. Не за молитвой, не за гульбой и водкой, не в погоне за очередной идеологической химерой, не под бюрократическим прессом, не за побиванием каменьями «лишних людей» и «врагов народа». За РАБОТОЙ.

Россию за работой до Богомолова никто еще так не увидел и такой не нарисовал. И не суть важно, что нарисована она за особой работой — за ратной страдой в ее специфическом обличье: за ловлей шпионов и диверсантов».

Очень скоро роман был гюреведен на многие языки мира. Зарубежные писатели, критики и читатели оценили его так же высоко:

«Роман виртуозно профессионален, это образец нового романа в современной литературе, — отметил в интервью журналу «Латинская Америка» Габриэль Гарсия Маркес, — талант Богомолова — в любви к людям и вера в них».

«Богомолов показал неизвестный нам мир контрразведки с необыкновенной точностью и мастерством, — писал известный польский литературовед Ежи Путрамент в журнале «Литература». — Но он показал также некоторые иные, значительно более широкие явления, относящиеся к работе государственного механизма, государства тех времен. И все это не в виде панегирика, как когда-то, не в виде пасквиля, как потом, а с неумолимой точностью и достоверностью. Автор поражает совершенством прозаического мастерства. Отличительные признаки таланта прозаика Богомолова — - образное видение места и людей, постоянно возрастающее напряжение. С каждой страницей книга все больше захватывает читателя, а в конце он уже не в состоянии от нее оторваться. Роман кончается как рассказ: так и хочется продлить его на несколько страниц. Ничего более значительного на эту тему еще не было сказано никем».

Вместе с тем среди критиков, и отечественных, и зарубежных, разгорелись дебаты: к какому жанру отнести это произведение — приключенческой повести? детективу? или роману с использованием детективных приемов?

Не секрет, что в литературном мире иногда используют термин «детективный» для дискредитации произведения, чтобы вызвать у потенциального читателя некоторое пренебрежительное отношение, ибо жанр приключенческой и детективной литературы, какой бы талантливой она ни была, заведомо несет в себе некоторый элемент облегченности чтения и восприятия.

Поэтому возникли чисто терминологические споры и литературно-вкусовые обсуждения: в какую жанровую нишу поместить «В августе сорок четвертого...»? Ведь и сам Владимир Осипович в процессе многолетней творческой работы над произведением пересмотрел в итоге свое отношение к нему — как по определению, так и по жанру.

Из дневников В.О. Богомолова («История создания романа») наглядно прослеживается: произведение, задуманное им поначалу как приключенческая повесть для юношества, по мере накопления материала, расширения и более тщательной разработки сюжета превратилось сначала в детектив, а затем привнесенный в него психологизм и глубинное осмысление описываемых событий, обогащенные документами, вывели произведение за рамки повести, превратив в роман, который в конечном варианте уже никак нельзя было отнести ни к жанру приключений, ни к жанру детектива.

Константин Симонов, прочитавший рукопись романа еще до получения официального разрешения на публикацию, первым увидел и подчеркнул исключительную особенность романа и полностью отверг его принадлежность к популярному детективному жанру: «Это роман не о военной контрразведке. Это роман о советской государственной и военной машине сорок четвертого года и типичных людях того времени».

Такое же понимание смысла романа сложилось и в Отделе культуры ЦК КПСС (И.С. Черноуцан, А.А. Беляев), и оно абсолютно совпадало с авторской оценкой и определением; это же чувствовали цензоры, поэтому так рьяно, по-своему, отстаивали «интересы» этой государственной машины.

О неприемлемости однобокой жанровой характеристики романа созвучно высказались и зарубежные литераторы.

«В мире произведений, не имеющих литературной, человеческой и художественной ценности, есть шедевры. Таков роман Владимира Богомолова «Момент истины» («В августе сорок четвертого...»). На Кубе его роман имел ошеломляющий успех на всех читательских уровнях: и у неизменных приверженцев детективного жанра, и у студенческой молодежи, и даже у писателей. Все единодушны в его восприятии. Богомолов написал не просто хороший, а один из прекраснейших романов, который я когда-либо читал, — утверждал признанный мастер детективного жанра Луис Рохелио Ногерас, — и с моей точки зрения выдающийся роман-детектив в том понимании, что талантливое многоплановое произведение Богомолова не может быть обозначено одним жанром, как «Пармская обитель» — это роман о любви, а «Дон Кихот» — приключенческий роман».

Его поддержал и известный немецкий издатель и литературовед Леонард Кошут: «Богомолов создал нечто гораздо большее, чем гимн контрразведке, достижения которой он соотносит с общегосударственными аспектами. Это блестящий роман, который читается на одном дыхании и героев которого запомнишь четко и надолго.

Что касается определения — приключенческая это книга или роман? Ни то и ни другое, как если бы повесть Пушкина «Дубровский» отнесли к приключению, а «Преступление и наказание» Достоевского — к детективу».

В советской литературе 70—90-х годов не было более известного и знаменитого произведения, чем роман В.О. Богомолова «В августе сорок четвертого...» («Момент истины»). Он стал мировым бестселлером и был признан классикой советской и мировой литературы.

Роман стал «моментом истины» и для самого автора, вершиной его творчества, хотя сам Владимир Осипович так не считал, ибо уже вплотную приступил к работе над новым эпическим произведением «Жизнь моя, иль ты приснилась мне...», которое, как он полагал, будет главным в его творческой биографии.