Перед каретой стоял, тяжело шатаясь, человек. Он был одет в черную униформу лондонского городского полицейского. Его китель и лицо были в крови, и он кричал так оглушительно, что у меня едва не заложило уши. На его правой руке болтался серо-коричневый пушистый клубок.

Наконец Коэн вышел из оцепенения. Со злобным ревом он выпрыгнул за Рольфом, взглянул на крысу и машинально выхватил свой пистолет. Я с ужасом увидел, как он прицелился в крысу, вцепившуюся в руку полицейскому, который не переставая вопил от боли.

— Господи, Коэн, не надо! — закричал я.

Я стремительно бросился вперед и, вытянув руки, толкнул его. На долю секунды я опередил раздавшийся выстрел. Крупнокалиберная пуля, которая, скорее всего, не попала бы в крысу и уж точно ранила бы полицейского, ушла в воздух, не причинив никому вреда.

Столкнувшись, мы с капитаном упали на мостовую. Толчок был достаточно сильный, чтобы выбить оружие из руки Коэна. Мы почти одновременно бросились к большому револьверу, но в этот раз я был немного быстрее его. Когда Коэн, все еще не пришедший в себя от происходящего, поднялся на колено, ему в лицо смотрел ствол его собственного револьвера.

— Не двигаться! — предупредил его я. — Мне не хотелось бы прострелить вам ногу, но я сделаю это, если вы вынудите меня.

Коэн замер. Сначала его глаза расширились от ужаса, а затем вспыхнули от охватившей его ярости. Но он не решился пошевелить и пальцем.

— Вы… вы пожалеете об этом, Крэйвен, — прошипел он.

Я ничего не ответил и внимательно осмотрел улицу. Выстрел отпугнул крысу, которая вцепилась полицейскому в руку, но, кроме нее, я увидел еще нескольких крупных отвратительных тварей, которые появились на улице. Небольшая повозка, которая нас обогнала, была перевернута, и обе лошади, внезапно оказавшиеся в окружении крыс, словно безумные, рвались из своих упряжек.

Несмотря на это, все было не так ужасно, как утром, когда крысы напали на нашу карету. Сейчас на улице сновало всего два-три десятка крыс, чего было вполне достаточно, чтобы повергнуть в панику лошадей и нагнать страху на людей Коэна, но не более того. Я вздохнул с облегчением.

К нам подбежал испуганный полицейский с дубинкой в руках и резко остановился, когда я повернулся к нему с револьвером.

— Прикажите своим людям, чтобы они не делали глупостей, — предупредил я. — Не вынуждайте меня стрелять.

Коэн стиснул зубы. Страх в его глазах исчез, и теперь в них горел злой огонь. Однако же мне показалось, что он понимал, насколько серьезно я говорю.

— Вам не сойдет это с рук, — сдавленно произнес он. — И вам не удастся сбежать из города, даю слово.

Я не стал ввязываться в спор. У меня не было времени для объяснений. Я осторожно подошел к карете и начал распрягать одну из лошадей, продолжая держать Коэна на прицеле. Лошадь, обезумев от страха, попыталась укусить меня. Я взялся за вожжи и подавил ее сопротивление. Бьющееся в истерике животное постепенно успокоилось, превратившись в привычно послушное существо. Меня почти начала мучить совесть, потому что я никогда намеренно не причинял боли животному, и прежде всего потому, что это было всего лишь животное. Но я отогнал от себя эти мысли. У меня не было времени, чтобы думать еще и об этом.

Когда я уже наполовину выпряг лошадь, ко мне подошел Говард и, взяв меня за плечо, грубо развернул к себе.

— Что ты собираешься делать? — раздраженно спросил он.

Я оттолкнул его руку и продолжил выпрягать лошадь.

— Я должен ехать, — сказал я. — Теперь я знаю, что все это значит.

— Тогда объясни мне, — потребовал Говард.

Я отрицательно покачал головой, отстегнул последний ремень и вскочил на лошадь.

— Я не могу, — извиняющимся тоном произнес я. — Не сейчас. Счет идет на секунды, Говард.

В последний момент Говард в ярости схватил лошадь за уздечку.

— Я поеду с тобой, — заявил он.

Я снова замотал головой и убрал его руку намного грубее, чем мне хотелось на самом деле.

— Не надо, — быстро сказал я. — Пожалуйста, Говард, поверь мне. Ты должен остаться здесь. Позаботься о Коэне и объясни ему все, что нужно.

Я схватил поводья и заставил лошадь развернуться на месте. Послушавшись моего немого приказа, животное тронулось с места.

Через несколько секунд я выехал из переулка и поскакал во весь опор.

Я едва не загнал лошадь, прежде чем добрался до Эштон Плейс. Я промчался по центру города, словно за мной гнались черти, не обращая внимания на проклятия и ругань в мой адрес. Наверняка, когда я вернусь, у меня на письменном столе будет целая гора выписанных штрафов. Но в тот момент меня это совершенно не волновало.

ЗВЕРЬ — это было единственное, о чем я мог думать. Чудовище, которое я видел через глаза девушки с крысиной головой. Шуб-Ниггуратх, Страшная черная коза с тысячей козлят. Когда я скакал через довольно оживленный в это время квартал Эштон Плэйс, заставляя прохожих разбегаться в разные стороны и не обращая внимания на ожесточенно жестикулирующего полицейского, перед моими глазами стояли ужасающие картины.

Добравшись до своего дома, я прижался к шее лошади и проехал через открытые ворота сада. Лошадь остановилась перед парадной дверью, и я выпрыгнул из седла. Но прыжок оказался неудачным, я на секунду потерял равновесие, поскользнувшись на гравии, и упал во весь рост. Лошадь, облегченно фыркнув, развернулась и, пробежав по дорожке, принялась обгладывать ухоженный куст рододендрона. Я подумал, что моего садовника точно хватит удар.

Быстро вскочив на ноги, я взбежал вверх по лестнице. Дверь открыли как раз в тот момент, когда я хотел постучать, и слуга, оказавшийся передо мной, от удивления открыл рот. Я промчался мимо него, бросил шляпу и пальто возле гардероба и понесся по лестнице вверх, перепрыгивая через две-три ступеньки сразу.

— Но сэр! — изумленно воскликнул слуга. — Что…

Небрежно отмахнувшись, я побежал дальше, но на верхней лестничной площадке все-таки остановился и повернулся к нему.

— Не спрашивайте ничего, Генри, — сказал я, тяжело дыша. — У меня сейчас нет времени объяснять. Мне нужно сделать одну очень важную вещь. Я закроюсь в библиотеке. Позаботьтесь о том, чтобы меня никто не беспокоил. Потом я уеду, но ждать меня не нужно. Я могу вернуться после полуночи или даже позже.

— А завтра, сэр? — осведомился Генри.

— Я пока не знаю, — успев перевести дыхание, ответил я и пошел дальше. — Когда вернется Говард, скажите ему, что я обязательно дам о себе знать.

Затем я помчался дальше, оставив ошарашенного Генри стоять внизу. Как только я вбежал в библиотеку и закрыл за собой дверь на замок, я позволил себе небольшую передышку. Прислонившись к двери и сделав несколько глубоких вдохов, я закрыл глаза и попытался привести свои мысли в порядок.

Конечно, последнее мне так и не удалось сделать. Спустя пару минут я отошел от двери, медленно пересек комнату и остановился перед камином. Когда мои руки прикоснулись к позолоченной раме картины, которая висела над камином, раздался тихий щелчок. Написанная маслом картина, словно по волшебству, отъехала в сторону.