Она ждала, что он скажет – «Я тебе не верю», «Бред», «Этого не может быть». Но он молча смотрел на нее через комнату.

– Но Мартин… тоже ее ребенок. – Эгле сглотнула. – Поэтому он смог туда войти накануне… смерти. А Ивга… просто воссоединилась со своей тенью. Перешла в другой… носитель. Ее тело здесь, а сама она…

Эгле задержала взгляд на бледном, будто фарфоровом лице Ивги.

– «Осколок бывшей реальности», – повторил Клавдий, пробуя слова на вкус.

– Да. Мартин пошел туда, чтобы уничтожить Великую Мать и тем спасти Ивгу, он так думал. А Ивга ломанулась, когда он начал там умирать, она просто бросилась спасать, как утопающего…

Клавдий метнулся к компьютеру, уставился на экран, будто там ожидая увидеть подтверждение ее словам. Вытащил телефон:

– Арно, есть новости на сейчас? Экстренные вызовы? Тревога?

Выслушал ответ. Положил трубку. Посмотрел на Эгле; она испугалась, что он опять перейдет в оперативный режим, но он только поиграл желваками:

– Знаешь, чем флаг-ведьмы отличаются от прочих? Они прорицают. Могут видеть прошлое и будущее.

– Я просто сортирую информацию. То, что я слышала от Ивги, от старой ведьмы в ангаре, от девочки-навки…

– Я правильно понял, что Ивга и Мать-Ведьма – теперь одно целое, Ивга инициирована и собирает своих детей? И приближается Ведьмин век? Мир без людей, великая свобода?

– Вы шаблонно мыслите, – сказала Эгле. – По вашим инквизиторским лекалам.

– Какая ты все-таки прекрасная. – Он смотрел на нее не мигая, как сова. – Размер ставок в этой игре – представляешь?

– Как вы думаете, кто сильнее – Ивга, которую вы знаете, или призрак Ведьмы-Матери, выброшенный за ненадобностью? Ивге не нужна великая свобода, Ведьмин век и прочие спецэффекты. Ей нужно спасти сына.

Мартин, до подбородка укрытый пледом, едва дышал, был очень бледным, небритые щеки запали.

Эгле перевела взгляд на Ивгу; та лежала в раскладном кресле и, кажется, глубоко спала.

– Она спасет? – тихо спросил Клавдий.

* * *

– Все было по-другому, – пробормотала Ивга. – Большой супермаркет, вихрь, воронка, смерч поднял в воздух коробки, машины… промышленные холодильники… куски асфальта… и лошадей – там рядом, на поле, паслись лошади… и они летели в этой воронке по спирали, белые в темноте…

Вокруг сгущалась тьма – полная, кромешная, Ивга не видела стоящего рядом Мартина. Только полотнища, бесформенные тени в небе выделялись зеленовато-серыми пятнами, бесшумно двигались по кругу.

Она на секунду зажмурила глаза:

– Я создала это место. Я навела здесь морок. Я повесила солнце и выкрасила траву, чтобы мои несчастные дети вечно кружились у меня над головой… Я думала, так будет всегда, но я не справилась. Меня нельзя было оставлять в живых.

– Мама, – сказал Мартин. – Ты понимаешь, что могла вернуться сюда по своему желанию? Могла соединиться с ней и получить обратно твою свободу… Ты понимаешь, что все это время Ведьмин век был у тебя под рукой, стоило только захотеть? Она тебя звала! А ты не слышала зов!

– Слышала, – прошептала Ивга. – Я мечтала вернуться. Жалела… что отказалась от себя… себя настоящей… От потрясающего мира… ритма… власти… шествия…

– Тогда почему не вернулась?

Ивга молчала.

– Ты убила Мать-Ведьму, – сказал Мартин. – Ты, а не инквизитор с серебряным ножом. Когда отказалась возвращаться, когда отрезала ее от себя. Нет, можно пожалеть, конечно, что погибло такое славное чудовище. У которого предел мечтаний – остановить время, свернуть пространство, запустить вечную карусель по спирали… Тебе правда ее жаль? Честно?

– Ты веришь в то, что говоришь? – спросила Ивга шепотом.

– Что Мать-Ведьма лишена фантазии?

– Что ее больше нет!

– Я это видел, – сказал он после паузы. – Я пришел сюда, оказывается, не для того, чтобы убить ее, а чтобы развеять ее морок.

Ивга пошатнулась и чуть не упала. Повисла на его руке. Мартин поддержал ее:

– Посмотри вокруг – ее больше нет. Поверь наконец-то, что ее больше нет.

– Мартин… – прошептала Ивга.

И заплакала, потому что слов не осталось, только потрясенные слезы.

– Пошли. – Он обнял ее за плечи. – Пока мы оба живы… давай уходить отсюда.

* * *

Эгле плотнее прижала пальцы к вискам:

– Не спасет. Она не знает дороги. И Мартин не знает. И некому их вывести. Оттуда… кажется… я не вижу, – она в панике посмотрела на Клавдия. – Я не вижу, как они оттуда выйдут!

Картинка в голове, секунду назад такая четкая, развалилась осколками. Эгле почувствовала себя на экзамене, когда пришел сдавать физику, а билет вытащил по литературе. В голове выл ветер, как в пустой трубе: Мартин не вернется. Ивга не вернется. Оба угасают. Выхода нет.

– Успокойся, – тихо сказал Клавдий. – Эгле. Ты же боец. Отдохни минуту. И ты все увидишь.

Он постоянно держал ее будто на прицеле. Он ждал, что ее фантомное сознание вот-вот ее покинет, она попробует бежать… или напасть. И вот теперь его взгляд изменился.

– Эгле, – сказал он шепотом. – Мы не сдадимся, да? Мы вытащим их оттуда, правда?

* * *

Они шли, держась за руки, не видя ни травы, ни друг друга, и только воронка над вершиной холма, хоровод лоскутов и лохмотьев, напоминала им, что они не слепы.

– Я очень люблю тебя, – сказала Ивга. – Прости, я была к тебе… несправедлива. Я не права. Мне очень жаль. Я так по тебе скучала.

Она остановилась и потянулась вверх, и прижала ладони к его колючим щекам. Он накрыл ее ладони своими руками:

– Я столько крови тебе испортил… Я был такой идиот… Прости.

Она счастливо засмеялась:

– Мне кажется, что ты уехал надолго, а теперь вернулся. Я узнаю тебя… Твое лицо, твой голос… твой запах… Послушай. Даже если мы отсюда не выйдем… я рада, что ты рядом со мной. Мы просто будем здесь вместе. Не так плохо, да?

– Замечательно, – сказал он. – Но мы выйдем. Держись за меня, хорошо?

* * *

– Не выйдут, – сказала Эгле, глядя в полуоткрытые, пустые глаза Мартина на диване. – Если…

Она снова прижала ладони к вискам. Ей казалось, что она несется на роликовом поезде высоко в небе, кружится голова, а перед глазами мельтешат огни.

– Им надо осветить дорогу.

– Как?!

Эгле сглотнула:

– Это пространство ведьмы… там должны работать инквизиторские знаки. Я видела в Однице… такая штука в небе. Которая светится.

Клавдий провел рукой по воздуху, небрежный росчерк. Эгле зажмурилась: как будто взорвался осветительный прибор. Знак был похож на косую звезду, и несколько секунд очень болели глаза.