переизбрания фельдмаршала исходила справа. И хотя Гинденбург мог победить только в том случае, если бы за него проголосовали социал-демократы, его готовность выдвинуть свою кандидатуру зависела в первую очередь от того, призовут ли его'консервативные круги принести жертву на алтарь отечества и взять на себя бремя еще одной легислатуры{489}.

1 февраля 1932 г. было опубликовано воззвание «Комитета Гинденбурга», во главе которого встал беспартийный обер-бюргермейстер Берлина Генрих Зам. В нем рейхспрезидента характеризовали как «первого в войне, первого в мире и первого в сердцах соотечественников». «Гинденбург, — говорилось далее, — являет собой пример преодоления духа партийности, воплощение народного единства, он — наш путь к свободе». Воззвание подписали поэт Герхард Гауптман, художник Макс Либерман, «верховый мастер» Младонемецкого Ордена Артур Мараун, председатель Имперского союза немецкой промышленности Карл Дуйсберг, генеральный секретарь Хирш-Дункершен Геверкферейн Эрнст Леммер и два бывших министра рейхсвера Отто Гесслер и Густав Носке. Носке, занимавший с 1920 г. пост обер-президента прусской провинции Ганновер, был единственным социал-демократом среди подписавшихся.

Консервативная Германия была представлена в «Комитете Гинденбурга» гораздо скромнее, чем на это надеялись президент и канцлер. Ни один из лидеров «национальных союзов» и крупного сельского хозяйства не поставил свою подпись под его воззванием. Поскольку «Стальной шлем», чьим почетным членом был рейхспрезидент, не захотел отдать свой голос в его пользу, то и Имперский воинский союз «Куффхойзер» медлил открыто засвидетельствовать свою приверженность Гинденбургу, являвшемуся его почетным президентом. Только 14 февраля общее правление союза «Куффхойзер» все же выступило с заявлением о поддержке рейхспрезидента, и днем позже Гинденбург наконец-то заявил, что он готов представить свою кандидатуру для возможного переизбрания, осознавая «свою ответственность за судьбы нашей Родины».

Заявление Гинденбурга предоставило возможность партиям умеренных правых и центра открыто встать на его сторону. Что касается «Гарцбургского фронта», то он после этого раскололся. «Стальной шлем» и немецкие националисты не хотели терпеть притязаний национал-социалистов на лидерство и 22 февраля выдвинули своего собственного кандидата на пост рейхспрезидента: второго федерального председателя «Стального шлема» Теодора Дюстерберга. В тот же день берлинский гаулейтер НСДАП Йозеф Геббельс заявил, выступая в Дворце спорта: «Гитлер будет нашим рейхспрезидентом!» Спустя четыре дня произошло назначение фюрера национал-социалистов на пост правительственного советника посольства Брауншвейга в Берлине — представительства федеральной земли, которой с октября 1930 г. управляло коалиционное правительство в составе немецких националистов и национал-социалистов. В результате австрийский гражданин Адольф Гитлер получил отсутствующую составляющую, необходимую для выдвижения своей кандидатуры на пост рейхспрезидента — немецкое гражданство{490}.

У левых уже с 12 января имелся свой кандидат на пост рейхспрезидента: Эрнст Тельман, номинированный ЦК КПГ как «красный рабочий кандидат», готовый стать преемником Гинденбурга. Руководство Коминтерна и КПГ ожидало от Тельмана, что он сможет перетянуть на свою сторону значительную часть социал-демократического рабочего электората в случае, если СДПГ действительно решится поддержать Гинденбурга. Этот расчет не был полностью ошибочным. Хотя члены и сторонники СДПГ, начиная со времени проведения «политики толерантности» в октябре 1930 г. участвовали во многом, что, строго говоря, противоречило их партийным принципам, призыв голосовать за убежденного монархиста Гинденбурга мог быть воспринят многими социал-демократами как выходящий за все рамки.

Правительство Брюнинга не делало ничего, что могло бы облегчить социал-демократам решение поддержать Гинденбурга. Напротив, в начале 1932 г. своими заявлениями и действиями, которые можно было трактовать только как целенаправленное привлечение на сторону правительства крайних правых, оно бросало вызов самой большой демократической партии. Так, 22 января рейхсканцлер ответил обстоятельным открытым письмом на меморандум, которым Гитлер обосновывал свой отрицательный ответ на призыв продлить срок полномочий рейхспрезидента парламентским путем, при этом Брюнинг, по словам «Форвартс», признавал «вожака политической банды» равноправной силой. Неделей позже министр рейхсвера Тренер своим распоряжением исключил из числа лиц, имевших право на прохождение военной службы в рейхсвере, членов только тех партий, которые, как поименованная в документе КПГ, «заложили революционные убеждения и враждебность к государству в основание своей партийной программы». Таким образом, Грёнер опосредованно выдал НСДАП свидетельство в том, что она больше не является партией, враждебной конституционному строю.

24 февраля 1932 г., на второй день короткой парламентской сессии, отмеченной постоянными склоками, Брюнинг во всеуслышание заявил о том, что он и его партия готовы «приложить все усилия, чтобы приблизить к государству также и оппозиционные группы самого крайнего толка». По словам Брюнинга, в прошедшие годы правым партиям предоставлялись бесчисленные возможности возглавить правительство и взять на себя ответственность за Германию, и такие попытки «все время предпринимаются (крики национал-социалистов: «Под ярмом Центра!») также со стороны моей партии». Следующее заявление Брюнинга вызвало, согласно протоколу, «громовые продолжительные аплодисменты и овации со стороны центристских партий», в стане же социал-демократов воцарилась тишина. Национал-социалисты, сказал Брюнинг, не должны связывать его, канцлера, с событиями 9 ноября 1918 г. «Господа, 9 ноября я был в воинской части, которая была образована руководством группы Винтерфельд для подавления революции».

Исторический экскурс Брюнинга представлял собой реакцию на скандал, который днем ранее спровоцировал Иозеф Геббельс своим замечанием, что «Гинденбурга восхваляют берлинская бульварная пресса и партия дезертиров». Геббельс имел ввиду СДПГ, от имени которой в ответ выступил тяжело раненый доброволец 1914 г., депутат рейхстага Курт Шумахер, бросивший в ответ оратору нацистов вызвавшие бурю аплодисментов слова о том, что вся национал-социалистическая агитация есть не что иное, как «постоянное обращение к самому низменному в человеке», а национал-социализму нельзя отказать только в одном — «ему первому в немецкой политике удалась мобилизация человеческой глупости, всей без остатка». Речь, которую на следующий день произнес канцлер о своей роли в ноябре 1918 г., отнюдь не была публичным извинением перед социал-демократией — скорее, это походило на официальную поддержку национал-социалистической кампании против «преступников ноября»{491}.

Но даже провокационное выступление Брюнинга было уже не в состоянии заставить СДПГ отказаться от решения, которое было обнародовано 26 февраля 1932 г., в последний день сессии рейхстага, однако едва ли стало сюрпризом для общественности. 27 февраля под заголовком «Разбейте Гитлера!» появился призыв, решение о котором было принято руководством партии днем ранее. В нем говорилось, что немецкий народ 13 марта 1932 г., в первый день выборов президента, будет поставлен перед альтернативой: «Должен ли остаться Гинденбург или его должен сменить Гитлер?» Гинденбург, говорилось далее, избранный правыми в 1925 г. вопреки голосам социал-демократов, разочаровал своих собственных сторонников: «Теперь они хотят устранить его, потому что он был беспристрастен и таковым хочет остаться, потому что им не удалось привлечь его для осуществления государственного переворота».

Руководство СДПГ настолько остро поставило вопрос альтернативы 13 марта, что избирательный лозунг социал-демократов стал делом политической логики и морали. «Гитлер вместо Гинденбурга — это означает хаос и