Исполнив это, удалились мы несколько в море под малыми парусами, а на рассвете 30 числа спустились к NW, в каком направлении ожидали, по сведениям, собранным в Лугуноре, встретить группу Намолук. Группа Эталь была еще видна с бомсалинга к SO, когда искомые острова и действительно открылись прямо в направлении нашего пути. Мы обошли со всех сторон эту маленькую группу, не более шести миль в окружности имеющую и состоящую из четырех островков, и под ветром легли в дрейф для принятия гостей, которые в нескольких лодках к нам уже ехали. В ожидании полудня имели мы часа два времени, чтобы с ними заняться. Они ничем не отличались от лугунорцев. Селен, Песенг были им знакомы, и они радовались о них слышать. Намолукцы были у нас, как дома.

Все просились вниз, чтобы осмотреть судно, но никто без позволения никуда не ходил, а еще меньше – что-либо трогал. Мы и после лугунорцев не могли не найти их весьма любезными. Один весельчак, по имени Лугун, превосходил всех неутомимостью языка и тела. Он беспрестанно плясал. Пляска состояла в плавном приседании до полу и разных пантомимах руками, сопровождаемых движением средины тела, которая с удивительной скоростью двигалась во все стороны, между тем как конечности оставались совершенно неподвижными. Для этого потребны необходимая гибкость членов и великое напряжение мускулов живота; плясун наш по окончании пляски всегда жаловался на боль в животе и боках.

Многие, но не все, были испещрены узорами, и не все одинаково. Они, так же как и лугунорцы, различали узоры по островам. Один называл свои «Неме Мэк», другой «Пулуот Мэк» и пр.

После полуденных наблюдений намеревался я гостей своих отправить домой, но лодки их одна за другой разъехались и оставили у нас двоих, в том числе Лугуна, которые, по-видимому, весьма были этим довольны. Я объяснил им, что намереваюсь сейчас оставить их остров, тогда они стали звать свои лодки, которые, однако, никакого на них внимания не обращали. Мы спустились под всеми парусами на NW, чтобы около полудня быть на параллели северной оконечности группы. Гости наши решили, что мы уже отправляемся, однако остались спокойны и стали говорить между собой весьма серьезно о Луазапе и Пулуоте, вероятно надеясь с какого-нибудь из этих островов попасть восвояси. Они обедали за нашим столом с большим аппетитом и были веселы, но, выйдя наверх и увидев, что мы, повернув, лежим опять к Намолуку, пришли в такой восторг, который явно показал, что они не с большой охотой отправлялись в неожиданное путешествие.

Лугун всячески дурачился, влез на бомсалинг и кричал оттуда, словом, был как сумасшедший. К нам скоро выехало навстречу несколько лодок, которые, однако, не решались пристать к борту – так легко поселить в диких подозрение! Но, наконец, приглашения их земляков, одетых в белые рубашки и вооруженных топорами, подействовали: они пристали к корме, и все сразу стало по-старому. После обоюдных подарков расстались мы с ними дружески и легли на север.

Группа Намолук лежит в 33 милях на NW от Лугунора. Идя от севера к островам Мортлока, миновали мы ее не более как в 12 милях, – доказательство тому, как легко пройти мимо таких островов, не заметив их.

Отсюда возвратились мы в широту 6°10', чтобы продолжать поиски острова Квироса. Исследование наше доказало, что остров этот в широте 6°10' между долготами 205° и 211° не существует. Определив, где его нет, оставалось еще решить, где он есть, ибо не было никакого сомнения, что Квирос около этих мест точно видел высокую землю. Вопрос этот решился для нас на следующий день, после осмотра высокого острова Хоголе, описанного капитаном Дюперре. Сходство положения этого острова с описанием, хотя и весьма неполным, земли, открытой испанским мореплавателем, убедило меня в тождестве этих двух земель, как объяснено подробно в географическом отделении путешествия.

Я правил на этот остров, чтобы узнать от жителей настоящее его название, которого капитан Дюперре не сообщает. По рассказам лугунорцев, полагал я, что это их Руг.

На рассвете 2 февраля увидели мы к северу высокую землю. В средине возвышалась острая гора, а вправо и влево лежали низменные островки. Подойдя ближе, увидели мы, что острова эти составляют часть преопасного рифа, удаленного от высокого острова на большое расстояние. Вскоре вышли к нам навстречу две лодки, во всем подобные лугунорским, но чище отделанные и выкрашенные красной краской с черными полосами. В парусах была та только разница, что эти имели род гитова, которым нижний реек ставился почти вертикально, и парус вверху несколько сжимался, когда они шли на фордевинд. Иначе треугольный их парус почти не стоит. Мы легли в дрейф, а они, убрав паруса, сажен сто на ветре от шлюпа долго мешкали и переговаривались, как бы советуясь, что делать. Наконец, подняли паруса и спустились к нам. Показывая разные железные вещи, склонили мы одну лодку взяться за выпущенную веревку, которая, однако, скоро опять была брошена. Они так робели, что, покуда одни гребли вперед, другие табанили назад, чтобы удерживать лодку. Одна посмелее других, наконец, решительно за нас закрепилась.

Несколько брошенных им ножей и ножниц доставили нам в возврат немного рыбы и кокосовых орехов. Взойти на судно, по-видимому, ничто не могло бы их склонить, но вид топора по обыкновению победил страх. Старый «шамоль» (здесь решительно все так выговаривали это слово) Сеитип бросился в воду и взошел бодро по штормтрапу, хотя был колченог. Рубашка и топор достаточно его наградили за смелость. Он решился даже сойти вниз, поручив свои драгоценности на сохранение матросу; великое его всему удивление доказало, что он еще в первый раз ступил на судно; однако частое повторение «шамоль» «ами» [друг (фр.)] было зна`ком, что они не забыли еще сношений с «Ла Кокиль». Сеитип скоро возвратился на свою лодку прежним путем, то есть вплавь. Начальник другой лодки, завидуя его благополучию, хотел присвоить себе рубашку и зеркало, и это вызвало бы, может быть, ссору, если бы я не объяснил другому, что он то же получит, если взойдет на судно, на что он тотчас решился. Шёп пробыл у нас еще меньше первого, спеша в лодку со своим сокровищем, покуда мы еще не раскаялись в излишней щедрости своей. Передав нам еще несколько рыб и кокосов, они нас оставили, взяв путь к острову.

Островитяне эти чертами лица несколько отличались от лугунорцев. У них губы не так толсты, нос прямее, волосы глаже. В одежде не было различия: такие же пончо, на голове пращи около чуба или по лбу. Тол был не у всех, но собиравшиеся к нам его повязывали. Язык их, кажется, не совсем тот. Они не понимали слов лугунорских, которые мы им говорили; да и мы их не разумели, частью, может быть, оттого, что они говорили очень скоро.

Но что было для меня важнее, я убедился в справедливости моей догадки, что остров этот действительно Руг или Туг. Названия Хоголе ни здесь, ни в других местах, где мы расспрашивали, никто не понимал.

Отсюда продолжали мы идти к северу, чтобы осмотреть остров, положенный на картах под названием Аноним, хотя он обитаем и должен был иметь какое-нибудь название. Мы увидели его 4 февраля. Это была маленькая группа, состоящая из трех или четырех островков, от которой к N видны были с мачт еще несколько островков. На берегу было много людей; из них одни делали нам разные знаки, другие между тем перетащили через риф две лодки и пустились вслед за нами; вскоре встретили нас еще 4 лодки. Мы правили так, чтобы обойти эту группу с запада как можно ближе, но когда уже хотели приводить к северу, увидели в направлении рифа ряд банок, отличавшихся зеленоватым цветом воды, которые сочтено было нужным промерить, прежде нежели пускаться в них.