Майка открылись, а чувства обострились.

Все.

Тихо.

Ничего.

Осторожно, чтобы не разбудить Дасти (хотя каждый раз она просыпалась), он отодвинулся от нее, одновременно безмолвно приказав Лейле остаться на месте, когда она подняла голову от лодыжки Дасти.

Майк подошел к комоду и достал футболку. Дасти явно была не в настроении или ей нужно было чем-то заняться, чтобы убить время, пока ждала, когда испекутся торты, потому что в этот вечер, когда он вернулся домой, поднялся в спальню, чтобы переодеться, и обнаружил, впервые с тех пор, как она переехала, что на полу в спальне нет ни одежды, ни обуви, и все пропылесосили.

Он натянул футболку из комода, открыл дверь и вышел. Пройдя по коридору, зашел в комнату Риси. Открыв ее дверь, он увидел ее голову на подушке, тень от ее телефона на тумбочке на расстоянии вытянутой руки. Ее не было дома. Фин привез ее домой вовремя, и, хотя они просидели целых пятнадцать чертовых минут на подъездной дорожке в пикапе Фина (у которого, черт возьми, сиденье было скамейкой), а потом она вошла со своим мечтательным выражением на лице, и это ее выражение на лице было ничуть не более мечтательнее, чем другие ее выражения, которые появлялись у нее после расставания с Фином, поэтому Майк расслабился.

Он вышел из ее комнаты, закрыл дверь, проверил Ноу. Его голова тоже лежала на подушке, и он тоже спал без задних ног. Майк был удивлен. Ноу вернулся домой с концерта какой-то взвинченный. Понятно, все прошло хорошо, но Майк узнал, что все прошло хорошо, потому что он стоял в дверях Ноу, прислонившись к косяку, пока сам Ноу распаковывал свои музыкальные инструменты и рассказывал ему об этом. Майк думал, что ему потребуется некоторое время, чтобы успокоиться, но с тех пор он явно потерпел крах.

Майк вышел из его комнаты, закрыл дверь, а затем повторил шаги, которые он предпринимал снова и снова во время обхода дома.

В доме было тихо.

Тишина.

Ничего.

Все было хорошо.

Ронда разбиралась со своим дерьмом, помогала. На той неделе она даже работала с Деллой над упаковкой керамики Дасти.

Дебби отозвала свой иск.

МакГрат находился в тюрьме.

Одри, казалось, взялась за ум, пытаясь наладить отношения с Рис.

На ферме работали четыре человека, завершая посев кукурузы.

Ничего плохого.

Все хорошо.

Майк стоял в своей гостиной, глядя через двери на веранду на свой залитый лунным светом задний двор.

Снаружи тоже ничего.

Все было тихо.

Тихо.

Хорошо.

— Так почему, черт возьми, я не могу избавиться от этого гребаного чувства тяжести? — шепотом произнес он.

Неудивительно, что не получил ответа.

Итак, с грузом, отзывающимся тяжестью в груди, даже после того, как Ронда начала жить и пришла в себя, Одри стала меняться, Дебби больше не угрожала, МакГрат был выведен из строя, Майк вернулся наверх в свою комнату.

Он закрыл дверь и осторожно скользнул обратно к Дасти, прижимаясь передом к изгибу ее спины и обвивая рукой ее талию.

Она не проснулась.

Все хорошо.

Только это было не так.

И он знал.

Просто не мог понять почему.

22

Игры сердца

Конец мая... Суббота…

Я шла от сарая к дому, чтобы попить воды, когда задняя дверь с грохотом распахнулась, и наносекундой позже оттуда вылетела Рис с красным, мокрым и опустошенным лицом. С развевающимися волосами она сбежала по ступенькам и сразу же направилась на поле к дому, хотя Фин последовал за ней и крикнул:

— Риси!

При виде этого драматического зрелища я остановилась, и, как ни странно, Фин сделал то же самое. Его глаза были прикованы к удаляющейся спине дочери Майка, а тело замерло на месте, как статуя.

Я тронулась с места и быстро подошла к нему.

Колебалась секунду, потом задала глупый вопрос:

— Все в порядке?

Очевидно, что глупый вопрос, поскольку все выглядело совсем наоборот. И учитывая, что дело касалось подростков, независимо от того, что они были взрослыми подростками, совать свой нос в чужие дела, с их стороны, не приветствовалось бы.

Но лицо Рис и тело Фина не предвещали ничего хорошего.

Более того, с ними что-то происходило в течение уже нескольких недель. Рис вела себя также, как всегда, но Фин стал другим. Он становился все тише и тише, пока не погрузился в размышления, в еще худшие размышления, чем после смерти отца. Рис отреагировала на его замкнутость, тоже став все тише и тише, более настороженной, нерешительной и неуверенной в себе, такой, какой была, когда я впервые с ней познакомилась. А когда Джерра и Хантер приезжали с детьми к нам в гости, Рис тогда полностью расцвела.

И что бы ни происходило между Фином и Рис, это единственное, что вызывало беспокойство в последний месяц. Остальное все было улажено. Жизнь была хороша.

Нет, жизнь была великолепна.

Теперь это.

Дерьмо.

Взгляд Фина скользнул по мне, и он прорычал:

— Нет, все, бл*дь, совсем не в порядке.

Затем повернулся на каблуках и прошествовал в дом, захлопнув за собой дверь.

Я последовала за ним гораздо медленнее, добралась до кухни и увидела Ронду в углу, ее широко раскрытые глаза смотрели на дверь, ведущую в холл, рука была прижата к горлу.

Ронда собрала все воедино по-рондовски. Она все еще была Рондой, но, по крайней мере, больше не хандрила и не смотрела отсутствующим взглядом. Она стала прежней Рондой, пусть и меланхоличной.

— Ты слышала, что произошло? — спросила я, и ее глаза обратились ко мне.

— Он порвал с ней.

Мои губы приоткрылись, я почувствовала, как сжалось у меня грудь.

Затем слабо выдавила:

— Что?!

— Он... он… они были в гостиной. Они закрыли двери, но я слышала, как кричала Рис. Я не слышала слов Фина, но она продолжала кричать: «Я не могу поверить, что ты бросаешь меня! Я не могу поверить, Фин! Я не могу поверить, что ты бросаешь меня!» снова и снова она так кричала. Я думаю, он пытался заставить ее успокоиться, потому что она крикнула: «Не подходи ко мне!» и убежала.

Мой взгляд переместился на дверной проем, когда я прошептала:

— Как такое могло быть? Они... они...

— Так и должно было случиться, — закончила за меня Ронда шепотом, и мои глаза вернулись к ней, теперь вдвойне шокированные тем, что она взяла себя в руки настолько, чтобы ухватиться за этот очевидный, основополагающий факт, который каждый из нас знал, но в слух