После этого случая Фидель Кастро не опустил «железный занавес» перед кубинцами, желающими эмигрировать из страны. Наоборот, заявил: «Кто хочет уехать с Кубы – уезжайте!» – и снова, как в 1980 году, попросил американцев забрать с Кубы всех желающих покинуть ее. «Мариэльская переправа–2» длилась два дня. После чего американцы отказались принимать кубинцев и резко сократили для них иммиграционную квоту. Но американские СМИ в очередной раз объявили миру, что Кастро не выпускает из страны недовольных его политикой граждан.

Между тем эмигранты покидали Кубу кто как мог: в лодках, на шинах, на плотах, в общем на всем, что плывет по воде. Некоторые из них просто воровали небольшие суда, стоявшие в гаванской бухте. Часть беженцев не доплыла до берегов Флориды, став жертвой акул. Но те, кто доплыл, попадали не в американские объятия, а в… фильтрационные пункты.

Кубинские пограничники получили указание не перехватывать плоты, а также украденные или захваченные суда, отходившие от берегов Кубы, ни при каких обстоятельствах не применять против них оружия.

Фидель Кастро, видя, к чему привела деятельность так называемых «младореформаторов» в некоторых социалистических странах, зорко следил за малейшими попытками «уклониться» от генерального курса партии. Когда главный партийный идеолог Карлос Альдана осторожно заговорил о политическом плюрализме, о независимости кубинских СМИ, Фидель тут же пресек эти идеи в зародыше. В 1992 году Альдана был смещен со своего поста, а причины его снятия обосновывались его вовлеченностью в финансовый скандал.

Себастьян Белфор авторитаризм Фиделя Кастро объяснял так: «…правительства США, в частности администрация Рейгана, мобилизовывали свои самые мощные ресурсы, чтобы поставить Кубу на колени. Следовательно, политическая централизация и репрессии на Кубе являлись ответом на острое ощущение национальной незащищенности, а не предписаниями состарившегося лидера, цепляющегося за власть. По мнению Кастро, происходила борьба не на жизнь, а на смерть для защиты новой Кубы и построения экономики, дисциплинированной и аскетичной, а не политического и культурного плюрализма. Это убеждение влияло на его ответы на все события»[609].

Несмотря на боль, которую лично Фиделю и большинству кубинцев принес распад Советского Союза, а главное, одностороннее прекращение помощи из России, Гавана не озлобилась и через несколько лет вновь протянула руку дружбы Москве. Да и сама Россия к середине 1990–х годов ощутила негативные последствия охлаждения отношений с одной из самых дружественных стран. Их нормализации в значительной мере способствовал визит на Кубу в 1996 году министра иностранных дел России Евгения Примакова, во время которого были подписаны декларации о развитии экономических связей между двумя странами и об осуждении политики США в отношении Кубы.

Уже в том же 1996 году Россия вышла на первое место в товарообороте Кубы: около 20 процентов, в то время как годом ранее было 11 процентов, а в 1994 году – 15 процентов. Почти половину поставляемых из России на Кубу товаров составили нефть и нефтепродукты, остальное – грузовые и легковые автомобили, запчасти для гражданской и военной авиации, для машиностроения, оборудование для никелевого завода, нефтепровода Варадеро—Матансас, сахарной промышленности, а также для строительства линий электропередач и теплоэлектростанций. Основным товаром, импортируемым Россией с Кубы, по–прежнему оставался сахар[610].

Из испытаний, уготованных Кубе после распада соцлагеря на фоне продолжающейся жесточайшей экономической блокады, Фидель и кубинцы вышли достойно и с поднятой головой.

Куба уникальна и разнородна, и в Фиделе одновременно сочетаются мартинист, наследник латиноамериканских борцов за свободу, социалист, ярый критик американской администрации и убежденный интернационалист. С 1990–х годов Куба стала все больше тянуться к Латинской Америке, к языковой, культурной, этнопсихологической и исторической общности. По словам Фиделя Кастро, своеобразие Кубы заключается в том, что она «одновременно – развивающаяся, социалистическая, неприсоединившаяся и латиноамериканская страна»[611].

Как чувствовал себя сам Фидель Кастро на вершине власти в 1980– 1990–е годы? Он все больше укреплялся в роли «хэфэ максимо» – «верховного вождя». Но режим Кастро был не авторитарным, а авторитетным, держащимся на безграничном и неоспоримом авторитете Фиделя у кубинцев.

Фидель стал мудрее. На упреки проамериканских «правозащитников» в том, что он концентрирует «абсолютную власть», отвечал, что не «цепляется за посты». И это правда. «Я не назначаю министров, послов, – говорил он Фрею Бетто, – я не назначаю никого, пусть хоть самого скромного служащего этой страны; прежде всего я не принимаю односторонних, единоличных решений, не правлю, издавая декреты; у нас есть коллективное руководство <… > все основные проблемы мы обсуждаем на заседаниях этого коллективного руководства, всегда, с самого начала, с тех пор, как образовалось наше движение»[612].

«Время идет, – говорил Фидель в одном из интервью в 1993 году, – и даже марафонцы устают. У меня была долгая гонка, с изумительными экспериментами, но очень долгая, и существуют другие товарищи, которые могут сделать это не хуже меня <…> Я надеюсь, что мои товарищи не потребуют, чтобы я участвовал в выборах, и что к тому периоду трудные условия „особого периода“ могут исчезнуть»[613].

Однако к концу 1990–х годов и особенно с приходом к власти в США команды Джорджа Буша–младшего стало ясно, что битва идей только начинается. И для Кубы «вновь продолжается бой», который немыслим без ее бессменного команданте эн хэфэ.

Никто из тех, кто хорошо знает Фиделя, никогда не захочет разговаривать с вами на эту тему. Личная жизнь команданте эн хэфэ – это не просто табу. Это почти то же самое, что стратегические секреты Кубы. Начав исследования на эту тему, вы рискуете перестать быть лучшим другом кубинцев. По крайней мере тех, кто работает в государственных структурах.

Автор этой книги честно сказал кубинцам, что пишет книгу о Фиделе и, естественно, не может не коснуться его личной жизни. Но, даже зная о моей симпатии к кубинскому лидеру – читатель наверняка это почувствовал, – ни один из них не решился говорить со мной на эту тему. Пришлось собирать информацию по крупицам, отсекая разного рода сплетни о «пятидесяти женах и сотнях любовниц ко–манданте эн хэфэ». (К сожалению, один из российских журналистов, живущий в США, на основе таких «баек» и, по слухам, получив от противников Фиделя Кастро щедрый гонорар, написал всякие небылицы о его личной жизни. И я со стыдом признаюсь, что в нашей гильдии есть непорядочные люди.)