поставил баночку с немейником на стол и оглянулся на столпившихся вокруг невольных «зрителей». — Десятник здесь есть?

— Ну, я — десятник, — помолчав, отозвался один из пленников, на рукаве его холщовой робы виднелась тонкая красная нашивка.

— Хворому нужно отлежаться пару-тройку дней в тепле, — не глядя на него, хрипло произнес Гэдж. — И потом еще неделю-другую тяжести не таскать. Иначе болезнь вернется.

Десятник посмотрел на свои широкие, чуть грязноватые ладони — так внимательно и сосредоточенно, точно надеялся увидеть там письменное подтверждение словам орка с подписью и сургучной печатью.

— Пусть Шарки сам мне это скажет, — угрюмо промолвил он.

— Хорошо. Я ему передам, — сказал Гэдж. Поднялся, взял свою сумку и направился к выходу.

Перед ним молча расступились.

* * *

— Ну и что там было с Хортом? — спросил Саруман.

— Ничего особенного, — небрежно откликнулся Гэдж. — Обычный межреберный прострел.

— Как определил?

— Пульс устойчивый, работа сердца без изменений, боль при прощупывании прослеживается вдоль ребра по направлению от позвоночника.

— Молодец.

— А что там с этой… Ханарой? — спросил Гэдж, радуясь, что в каморке полутемно, и Саруман не видит, как у него против воли зарделись щеки. Будто у чувствительной эльфийской девицы, одернул он себя. Похвала была скупой и сдержанной, но Гэджа распирало от счастья и гордости, как будто Шарки щедрой рукой отсыпал ему мешок чистейшего золота. — Спас ты её?

Саруман пожал плечами.

— Не знаю… Местные лекарки-повитухи сами все делали, я только, гм… раздавал указания. Родились двое орчат. Мальчики.

— Они выживут?

— Орчата — да, хоть они и слабенькие. Мать… Не имею представления. Может, и выживет, орки живучие… Я следил, чтобы чрево ей зашили по возможности аккуратно. — Он подошёл к чану с кипяченой водой, зачерпнул из него деревянной кружкой, сделал несколько долгих жадных глотков. Проворчал себе в нос: — Узнал бы Келеборн, чем я тут занимаюсь…

— По-твоему, это постыдно — спасать орков, да? — тихо спросил Гэдж.

Шарки не ответил. Посмотрел на остатки воды в кружке, задумчиво взболтнул её в руке.

— Вода принимает форму того сосуда, в котором находится, — сказал он мрачно. — Так вот: я все чаще начинаю чувствовать себя водой…

Из-за двери (той, что вела к казармам) донеслись тяжелые, чуть прихрамывающие, хорошо (даже слишком хорошо!) знакомые Гэджу шаги. Саруман бросил настороженный взгляд через плечо.

— Спрячься! — быстро шепнул он Гэджу. — И не показывайся, что бы ни случилось. Тебя здесь нет, понял?

Еще не успев ни о чем подумать, Гэдж нырнул под ближайшую лавку, вытянулся там на полу, затаился в темноте, будто мышь, укрылся под низко спадающими краями попоны, которой лавка была покрыта. Над полом скользнул сквозняк: без стука распахнулась дальняя дверь. В щель между полом и краем попоны Гэджу были видны лишь сапоги вошедшего: простые, но крепкие, с плоскими тупыми носами и короткими голенищами, подвязанными на икрах кожаным ремешком. Незваный гость прошел через горницу, чуть прихрамывая, оставляя за собой грязные, остро пахнущие тиной отпечатки следов.

— Здорово, Каграт, — проворчал Саруман. — Почему без стука? Вваливаешься, словно в нужник.

— Здорово, старый, — хрипло отозвался орк. — Зелье свое припас?

— Прихватило, что ли? Почему раньше не появлялся?

— В разведку ходил, недосуг было.

Кагратовы сапоги остановились возле гэджевского убежища — так близко от Гэджа, что он мог бы дотронуться до них пальцем, если бы захотел. Дощатый настил над головой Гэджа затрещал — папаша тяжело обрушился на лавку, прислонился спиной к стене, по-хозяйски вытянул вперед ноги.

— Ты поганки-то свои получше, получше вываривай, старый, твое вонючее пойло дерет горло хуже сивухи… Сопляк-то мой нынче где? — в голосе орка звучал не интерес — скорее ленивое брезгливое недовольство. — Гляжу, прижился он у тебя тут, приблудыш, к папочке под крылышко не торопится возвращаться.

Саруман копошился где-то в отдалении, скрипел дверцами шкафчика, позвякивал скляночками.

— Тебе-то он зачем, повидаться хочешь? Так я его в лес отправил, за вершками да корешками… Цветы заунывника аккурат в самом соку.

Каграт фыркнул.

— Ну-ну. Цветочки да ягодки собирать — как раз по нему работенка. Ты, старый, я вижу, крепко на него глаз положил?

Саруман подошел к столу, забулькало какое-то переливаемое в пузырек снадобье.

— А что́ он для тебя, Каграт — обуза, постылое бремя, лишний рот на скупую орочью пайку… А мне нужен толковый помощник и ученик, здесь работы тоже хватает. Так почему бы нам и не наладить это дельце ко взаимному удовольствию, эм?

Каграт неопределенно хмыкнул.

— Ишь, как ты гладко стелешь: и волки у тебя сыты, и овцы целы. Помощник, значит, тебе понадобился? Только вот что, — он коротко, злобно взрыкнул, — от моего обормота — лапы прочь! Достаточно его в теплом местечке выращивали, окучивали, да сахарной водичкой опрыскивали, то-то он блажить начал, нос задрал, родного отца в грош не ставит. Не указ я для него, видите ли — так, букашка, мушиный помет… загогулина на пустом месте!

— Ты зря воспринимаешь это как личное оскорбление, — спокойно заметил Саруман. — Если твой сын не такой, как другие, это не значит, что он хуже других. Не нужно подгонять его под общую мерку.

Орк раздраженно зарычал.

— Нет, нужно! Ему тут жить, в Замке, а мерками тутошними визгуны заведуют: не вместишься — выступающие места одним махом подрежут. Да меня мои же парни на смех поднимут, если я не заставлю этого сопляка ползать передо мною на брюхе! Кто такой, скажут, Каграт — да никто, тряпка… спасовал перед мальчишкой, собственного щенка не сумел вышколить… да какой он тогда на хрен начальник? Не будет такого, слышишь! Я этого брыкливого наглеца обломаю, кнутом да дубинкой не таких умников укрощал… им иная наука впрок не идет. Так что ты его за пазуху не прячь, я его из-под земли выкопаю, если потребуется… а коли придется — туда же и закопаю, рука у меня не дрогнет. А насчет помощника… Помощника я тебе пришлю. Джахрая знаешь?

— Это однорукого-то?

— Вот то-то и оно, что однорукого. Не в строй же мне его ставить… А тебе, глядишь, как раз пригодится.

— Да ну, правда? Может, ты мне заодно тогда и Уштура пришлешь?

— Это который с зелеными человечками разговаривает? Ну, могу и прислать. Только у него мозги набекрень, это всем известно.

— Ну и что? Оружие ему, конечно, в руки не дашь, ну так вместо меча ланцет ему вручим, пусть целительствует… Не в распыл же его пускать, верно? Этак одного пустишь, другого, а потом тебя самого туда же — в расход, по проторенной, так сказать, дорожке, чтобы под ногами не путался…

— Не вспухай! — голос