– Знаешь, мне кажется, она в гольф поехала играть.

– Да ну? – Я слегка удивился. – В такую-то погоду?

– Там пробки, – с готовностью вклинился Платт, бросив взгляд на мать. – Она застряла. На автостраде черт знает что творится. Она позвонила Форресту, – повернулся Платт ко мне, – без нее не начнут.

– Может быть, – помолчав, задумчиво сказала миссис Барбур, – вам с Тео пока пойти куда-нибудь выпить? Да, – твердо сказала она Платту так, будто дело было решенное, и сложила руки. – По-моему, превосходная идея. Давайте-ка, идите выпейте по стаканчику. А ты! – Она с улыбкой повернулась ко мне. – Ты просто ангел! Спасибо тебе огромное за книжку, – сказала она, пожимая мне руку. – Чудеснее подарка и не придумаешь.

– Но…

– Да?

– Разве она не зайдет сюда, чтоб освежиться? – спросил я, слегка растерявшись.

– Что?

Они оба посмотрели на меня.

– Ну, она же в гольф играла? Разве ей не надо будет переодеться? Не поедет же она к Форресту прямо в одежде для гольфа, – прибавил я, переводя взгляд с Платта на миссис Барбур, а потом, когда никто так ничего и не ответил, сказал: – Да я и тут не против подождать.

Миссис Барбур задумчиво сжала губы, веки у нее набрякли – и до меня вмиг дошло. Она устала. Она вовсе не собиралась сидеть и развлекать меня, только из вежливости не могла мне сказать об этом.

– Впрочем, – я смущенно вскочил, – дело уже к вечеру, коктейль мне, пожалуй, не повредит…

И тотчас же громко звякнул у меня в кармане весь день молчавший телефон: пришла эсэмэска. Неуклюже – я так устал, что едва понимал, где у меня карманы – я полез за ним.

И точно, набитое смайликами сообщение от Китси: “ ПРИВЕТ ЛЮБИМКА! ОПАЗДЫВАЮ НА ЧАС! НАДЕЮСЬ ТЫ НЕ УШЕЛ ЕЩЕ! ФОРРЕСТ&СЕЛИЯ СДВИНУЛИ ВРЕМЯ, ВСТРЕЧАЕМСЯ ТАМ В 9, ЛЮБЛЮ НЕ МОГУ! КИТС”

14

Прошло дней пять-шесть, а я так до конца и не оправился от той нашей ночи с Борисом – отчасти потому, что был занят с клиентами, ездил на аукционы, посещал распродажи имущества, отчасти из-за того, что чуть ли не каждый вечер таскался с Китси по изнуряющим мероприятиям: праздничные вечеринки, официальный ужин, “Пелеас и Мелисандра” в Опере, вставал в шесть, ложился заполночь, однажды так и вовсе до двух ночи засиделись, ни минутки, чтоб побыть одному, и (хуже того) ни минутки, чтоб побыть с ней наедине – в обычных обстоятельствах я б уже давно взбеленился, но тут я до того оглушен был, до того сражен усталостью, что и подумать обо всем времени не было.

Целую неделю я ждал, когда наконец наступит вторник, который Китси обычно проводила с подружками – не потому, что я не хотел ее видеть, но потому что и Хоби тоже ужинал с кем-то в ресторане, и я предвкушал, как останусь один, разогрею какие-нибудь остатки еды из холодильника и лягу пораньше спать. Но к семи вечера, когда пора уже было закрывать магазин, у меня еще оставалась кой-какая работа. Вдруг заявился декоратор, который чудесным образом заинтересовался дорогой и немодной оловянной посудой, которую никак не удавалось продать – она собирала пыль на шкафу еще со времен Велти. В олове я разбирался не слишком, поэтому как раз искал одну статью в старых номерах журнала “Антиквариат”, когда Борис взлетел по ступенькам и забарабанил в стеклянную дверь, которую я всего минут пять как запер для посетителей. Шел проливной дождь, за рваными струями ливня Борис был неузнаваем, так, тень в плаще, но этот его ритмический перестук я помнил с детства, когда он, бывало, обойдет дом кругом, зайдет к нам через патио и постучит резко – пусти, мол.

Он нырнул в магазин, заотряхивался так, что вода полетела во все стороны.

– Скатаешься со мной кой-куда? – сразу перешел он к делу.

– Я занят.

– Да? – В его голосе смешались сразу и любовь, и злость, и такая ясная, детская обида, что я повернулся от книжной полки. – А не хочешь спросить зачем? А мне кажется, ты захочешь поехать.

– А куда именно?

– Я хочу поговорить кое с кем.

– И поговорить о?..

– Ага, – бодро подтвердил он, шмыгая, вытирая нос. – Точно. Тебе вообще-то ехать не обязательно, я собирался захватить своего парня, Толю, но подумал, что есть несколько резонов, из-за которых и тебе туда скататься не повредит… Попчик, да, да! – сказал он, нагнулся и подхватил пса, который притащился с ним поздороваться. – Я тоже рад тебя видеть! Он любит бекон, – сообщил он мне, почесывая Поппера за ушами, уткнувшись носом ему в затылок. – Ты ему вообще бекон жаришь? И хлеб тоже любит, когда в жир обмакнешь.

– С кем поговорить? Кто это?

Борис откинул мокрые пряди с лица.

– С одним моим знакомым. Звать Хорст. Старый другая Мириам. Он на этой сделке тоже погорел – по правде сказать, не думаю, что он нам поможет, но Мириам считает, не вредно будет потолковать с ним еще разок. И думается мне, она права.

15

Пока мы ехали на другой конец Манхэттена – дождь так колошматил по крыше “линкольна”, что Юрию приходилось орать, чтоб его было слышно (“Собачья погода!”), Борис тихонько рассказывал мне про Хорста.

– Грустная-прегрустная история. Он сам немец. Интересный парень, умный, чувствует тонко. Семья у него какая-то тоже известная… он мне как-то рассказывал, но я забыл. Отец у него был наполовину американец, оставил ему кучу денег, но потом его мать снова вышла замуж за… – Тут он назвал фамилию – известный во всем мире промышленник, темное эхо застарелого нацизма. – Миллионы. То есть ты не поверишь просто, сколько у них деньжищ. Они в них купаются. Денег до жопы просто.

– Да, да, очень грустная история, ага.

– Короче, Хорст наркоман еще тот. Ты меня знаешь, – дергает философски плечом, – я никого не сужу, не осуждаю. Делай, что хочешь, мне все равно! Но с Хорстом дела печальные. Он влюбился в девчонку, которая торчала, она-то его и подсадила. Все из него выкачала, а когда деньги кончились – бросила. Семья Хорстова от него еще задолго до этого отреклась. А он до сих пор из-за этой мерзкой гнилой девчонки кровавыми соплями исходит. Девчонки, говорю, а ей уж под сорокет, кстати. Ульрика ее зовут. Едва Хорст разживется денежками, как она к нему ненадолго возвращается. Потом снова уходит.