«Бесконфликтное изменение» может приобрести дисфункциональный характер, если по мере развития кризиса первоначальная стратегия лишь слегка, поверхностно корректируется, но одновременно игнорируется широкий спектр альтернативных военно-политических решений. Это происходит чаще всего тогда, когда политик ощущает свою непосредственную личную ответственность за выбранное ранее решение и предполагает, что коренное его изменение может повлечь за собой резкую критику со стороны оппозиции или, более того, взрыв недовольства в общественном мнении страны.

Политик переживает глубокий психологический стресс в том случае, когда осознает размер риска, связанного с принятием окончательного решения, и при этом не видит на начальном этапе приемлемого варианта действий. В подобных случаях политики обращаются к поиску, как правило, наименее рискованного и относительно приемлемого решения. Если же поиск не приводит к успеху, он продолжается на фоне растущей неудовлетворенности от различных альтернативных вариантов решений.

В конечном счете подобная стратегия результируется в феномене «оборонительного избегания», характеризующегося стремлением избежать информацию, вызывающую дополнительный стресс. Политические психологи различают в основном три формы «оборонительного избегания»: откладывание в принятии решения, перекладывание ответственности за принятие решения на других лиц и, наконец, безусловная поддержка однажды избранного решения.

Первые два способа не нуждаются в особом объяснении.

Третий способ проявляется, как правило, тогда, когда политик утрачивает надежду обнаружить какое-либо удовлетворительное альтернативное решение и в то же время не в состоянии отложить принятие решения или переложить ответственность за него на других официальных лиц. Тогда он останавливает выбор на относительно приемлемом решении, в последующем стремясь всячески подчеркивать его позитивные аспекты и преуменьшая возможные негативные последствия.

Характерным примером является политика США в отношении КНР входе Корейской войны (1950 г.). Феномен «оборонительного избегания» проявился в преуменьшении уровня возможной вовлеченности КНР в корейскую войну, результатом чего стало игнорирование или искажение смысла соответствующей информации, в достаточной степени раскрывавшей истинные намерения оппонента.

С конца августа 1950 г. содержание китайских заявлений стало отражать все большую озабоченность действиями войск ООН в Корее, а со второй половины сентября, после успешной десантной операции в Инчхоне, они приобретали все более жесткий характер. 23 сентября Пекин заявил, что «имеющие боевой опыт корейцы из Маньчжурии» уволены из китайской армии и получили возможность сражаться в Корее. Индийскому послу в Пекине К. Паниккару было сказано, что «китайцы не намерены сидеть со связанными руками и ждать, пока американцы подойдут к их границам». 30 сентября Чжоу Эньлай в торжественной речи, посвященной первой годовщине КНР, идентифицировал США с «наиболее опасным врагом Китая» и заявил, что китайское правительство «не должно бездеятельно мириться с уничтожением своего соседа империалистическими державами». На следующей неделе он несколько раз повторял угрозу о возможном военном вмешательстве КНР в корейскую войну. Еще более очевидное предупреждение было передано индийскому послу К. Паниккару 3 октября. В этот день индийский посол посетил дом Чжоу Эньлая, где его информировали, что Китай вмешается в ход событий, если американские войска пересекут 38-ю параллель. Когда К. Паниккар уточнил, касается ли это южнокорейских войск, то получил ответ: «Это не имеет отношения к южнокорейской армии, но если американцы вторгнутся в Северную Корею, то американские действия встретят китайское сопротивление». В тот же день индийский посол передал это сообщение своему правительству, которое в свою очередь довело его до сведения британских и американских официальных лиц.

Стремясь придать своим угрозам и предупреждениям достоверность, Пекин фактически не скрывал военных приготовлений. Так, в июне – июле 1950 г. в Маньчжурию были направлены около 180 тыс. наиболее подготовленных китайских войск, что отметила западная пресса. После Инчхонской операции концентрация китайских войск в Маньчжурии усилилась, включая передислокацию нескольких армий из южной части страны. К октябрю китайская группировка в Маньчжурии насчитывала 320 тыс. человек, превышая численность войск, находившихся под командованием Д. Макартура, в несколько раз.

Интенсивные военные приготовления в Маньчжурии неоднократно фиксировались американской воздушной разведкой. В конце сентября ЦРУ сделало прогноз о возможном усилении китайских армий в Маньчжурии. Чуть позже X. Болдуин, обозреватель газеты «Нью-Йорк Таймс», основываясь на данных Пентагона, в своей статье сообщил близкую к истинной численность китайских войск в Маньчжурии. Достоверная информация поступала и в последующем. Однако она не повлияла на военно-политический курс Вашингтона в целом. Определяющую роль здесь сыграла не только чрезмерно оптимистичная позиция генерала Д. Макартура, но и оценка обстановки руководством страны, которое стало заложником своих предыдущих политических заявлений о необходимости объединения Кореи.

Когда стала поступать информация о фактически неизбежном вторжении китайцев в Корею, Вашингтон оказался не готов воспринять ее достоверность. Администрация президента Г. Трумэна посчитала достаточным заверить Пекин в том, что США не испытывают враждебных намерений в отношении Китая, надеясь, что это может остановить их от вторжения.

Американское руководство стало искать дополнительную аргументацию, которая подкрепляла бы правильность первоначально принятого решения. Результатом стало преувеличение позитивных последствий объединения Кореи и одновременное преуменьшение вероятности китайского вторжения. В результате ЦРУ, Объединенный комитет начальников штабов, госсекретарь Д. Ачесон интерпретировали поступавшую информацию искаженно или приводили ее в соответствии с избранным военно-политическим курсом. Другой способ интерпретации информации заключался в избирательном к ней отношении с целью подавить стресс и снизить уровень неопределенности и тревоги в правительственных кругах.

Показательна в этом отношении реакция Вашингтона на предупреждения индийского посла К. Паниккара. Все предупреждения Паниккара оценивались как блеф на том основании, что подобным образом Пекин якобы пытается осуществить стратегическую дезинформацию и в результате достичь своих целей, не прибегая к военным действиям. 4 октября в Нью-Йорке на встрече с представителями Англии в ООН американский госсекретарь Д. Ачесон подчеркнул, «что китайские коммунисты до сих пор не брали на себя риска большего, чем в заявлениях, которые были сделаны ими в частных беседах с индийским послом и которые они могли бы в случае необходимости дезавуировать, что ими до сих пор не сделано прямого заявления ни в ООН, ни для Объединенного командования. Если они хотят продолжить «игру в покер», они должны выложить на стол больше, чем делали до сих пор». Самоубежденность американских руководителей не поколебалась и после того, как была получена первоначальная информация о вступлении в бой первых китайских частей. На заседаниях Совета национальной безопасности, где председательствовал Д. Ачесон, он продолжал настаивать на необходимости объединения Кореи. Когда стало невозможным отрицать значимость китайского вмешательства, в Вашингтоне прибегли к искаженной интерпретации последних событий: американские официальные лица были склонны верить, что Пекин направил войска в Корею с целью создания санитарного кордона вдоль своих границ.