— Называть это переговорами было бы преувеличением, но, конечно, не обманом! Ведь они с подозрением относятся ко всему, что ты скажешь.

— Им захочется поверить мне. Так уж устроен мир! Мы всегда готовы принимать желаемое за действительное. И потом, когда я их увижу, встречусь с ними, мне будет абсолютно все равно, поверят они мне или нет.

— Мне, Эван, не по душе этот твой настрои! — сказала Калейла. — Они моральные пигмеи, то есть подножка — это их уровень. Они станут действовать низко и грязно. Убьют, привяжут к ногам камень, и окажешься ты на дне Тихого океана.

— Тогда придется им сказать, что у меня в офисе знают, где я буду сегодня вечером.

— Это случится не сегодня, дорогой. Низко и грязно не значит глупо. Там всего понамешано. Неизвестно, кого Боллингер пригласил на встречу с тобой. Одно могу посоветовать — используй свое общепризнанное спокойствие и будь убедительным.

Зазвонил телефон, и Эван направился к нему.

— Пришла машина. — Он обернулся к Калейле. — Серая, с затемненными окнами, как и подобает машине из резиденции вице-президента в горах.

* * *

20.07. Сан-Диего.

Стройный мужчина торопливо прошел к выходу аэровокзала международного аэропорта в Сан-Диего. На правом плече висела на ремне спортивная сумка, а в левой руке он держал медицинский саквояж черного цвета. Автоматические стеклянные двери захлопнулись за ним, едва только он вышел на бетонированную площадку стоянки такси. На минуту он остановился, затем направился к первой машине, открыл дверь. Водитель мгновенно опустил газету, которую читал до этого.

— Думаю, вы свободны, — бросил пассажир, усаживаясь на сиденье рядом с водителем.

— Никаких поездок дольше часа, мистер! Я обязан поставить машину на ночь в таксопарк.

— Успеете.

— Куда ехать?

— В горы. Я знаю дорогу. Я покажу.

— Пожалуйста, точный адрес, мистер. Это закон.

— Калифорнийская резиденция вице-президента США годится?

— Вот это совсем другое дело! — ответил водитель с ухмылкой.

Такси тронулось рывком, и пассажир, известный каждому на юго-западе Колорадо как доктор Юджин Лайонс, резко дернулся. Однако он не заметил этого маневра, так как собственный гнев заслонял все остальное. Он человек, которому задолжали, человек, которого обманули...

Вице-президент США Орсон Боллингер встретил Кендрика довольно тепло. Можно сказать, дружески.

— Конгрессмен, — сказал он, широко улыбаясь, — рад приветствовать вас в своей калифорнийской обители. Все уже собрались и...

— Все? — прервал его Кендрик.

— Не все, конечно, а только те, кого удалось оповестить о том, что состоится встреча по вашей просьбе. Всего семь человек. Прошу! — Жестом он пригласил Кендрика следовать за ним.

Они вошли в просторную библиотеку, где было все как полагается — высокий потолок, тяжелые переплеты окон, обшитые дубом стены, кожаная мебель и повсюду стеллажи с книгами. Впрочем, огромное помещение весьма смахивало на склеп, хотя голос вице-президента прозвучал довольно гулко:

— Господа, знакомьтесь! Это конгрессмен Эван Кендрик, по чьей инициативе мы сегодня собрались.

Орсон Боллингер быстро представил всех сидящих за овальным дубовым столом, но Кендрик мгновенно уловил, что имена и фамилии, а также должности некоторых из присутствующих на самом деле не соответствуют действительности. Он внимательно вглядывался в лица, как будто собирался писать их портреты.

— Господа, — продолжил Боллингер, опускаясь в полукресло с высокой спинкой и указывая Эвану на кресло рядом, — мы решили не устраивать официальный прием по случаю Рождества в связи с безвременной кончиной наших дорогих Эндрю и Ардис. — Боллингер помолчал. — Ардис не мыслила себе жизни без него. Надо было видеть их вместе, чтобы понять и оценить их бесконечную любовь и нежность. После этих слов последовали кивки и междометия, выражающие полное согласие с мнением вице-президента.

— Я полностью разделяю вашу скорбь, господин вице-президент, — сказал Кендрик, приняв удрученный вид. — Как вам, должно быть, известно, я познакомился с миссис Ванвландерен много лет назад в Саудовской Аравии. Замечательная была женщина. И такая, я бы сказал, впечатлительная...

— Нет, конгрессмен, я это не знал...

— Теперь это уже не имеет значения. Во всяком случае, я Ардис Ванвландерен никогда не забуду. Повторяю, изумительная была женщина...

— Конгрессмен, мы собрались здесь по вашей просьбе, — сказал первый помощник Орсона Боллингера. — Нам известно о мерах, предпринятых против вице-президента в Чикаго, и, как мы понимаем, вполне возможно, вы в том не принимали участия.

— Я уже объяснил вице-президенту, мне об этом ничего не было известно, поскольку у меня совершенно иные планы, не имеющие никакого отношения к политической деятельности.

— Тогда почему бы вам открыто не объявить о вашем нежелании участвовать в выборах? — спросил второй помощник.

— Думаю, все не так просто, как нам кажется. Не правда ли? Я был бы неискренним, если бы сказал, что мне не польстило это предложение. И в течение пяти дней мои люди зондировали почву как среди рядовых членов, так и среди лидеров моей партии. Они пришли к выводу, что моя кандидатура наиболее выигрышная.

— Но ведь вы только что сказали, что у вас другие планы, — заметил человек весьма плотного телосложения в серых фланелевых брюках и темно-синем блейзере с металлическими пуговицами желтого цвета.

— Я сказал, что у меня иные планы, но еще ничего не решено окончательно.

— Какова ваша точка зрения, конгрессмен, относительно приостановки своей компании? — спросил первый помощник.

— Этот вопрос, думаю, следует обсуждать вице-президенту и мне. Не правда ли?

— Здесь мои люди, — заметил Боллингер.

— Понимаю, сэр. Но здесь нет моих людей. К примеру, мне бы не помешало по кое-каким вопросам навести справки.

— Вы не производите впечатления человека, которому требуются консультации, — сказал первый помощник Боллингера. — Я видел вас по телевизору. На мой взгляд, у вас вполне устоявшиеся убеждения.

— Да, это так! Я не в силах их изменить, даже если бы и появилось намерение кое от чего отказаться. Тут уж ничего не поделаешь! Как у зебры — полоса темная, полоса светлая...

— Вы, случайно, лошадьми не торгуете? — спросил долговязый молодой человек в футболке и с очень загорелым лицом.

— К вашему сведению, я ничем не торгую и не торговал, — отчеканил Кендрик. — Я просто хочу разъяснить ситуацию, которая не всем ясна, но которая должна быть хорошо понята.

— Не принимайте близко к сердцу то, что говорится необдуманно, — сказал Боллингер, кинув неодобрительный взгляд на своего загорелого консультанта. — Речь идет не о торговле, а о своего рода коммерции, свойственной представителям нашей демократической партии. А теперь, что это за ситуация, которую вы намерены прояснить?