задумал? Устин пил по полной, ему то и дело подливал спирт его адъютант. Так напился, что увели в балаган под руки.

– Ничего, – гремел Устин. – Пьяный проспится, а дурак никогда. Пейте, люди, пока пьется!

Упал на постель, Лапушкин склонился над ним, Устин прошептал:

– Понаблюдай за Кошкиным. Не своди глаз. Мартюшев и Кошкин либо близкая родня, либо знакомые. Вот те и чекист.

– Неужели предаст?

– Не предаст, а постарается спасти Мартюшева. Но как? Если скажет Мартюшеву, чтобы тот убегал, тогда он поймёт, кто мы. Мартюшев мне не верит, это и ты заметил. Но Мартюшев не побежит, он поднимет тревогу. Теперь понял, в чем наша ошибка? Я просил двадцать, а дали десять.

– Тогда бы из десяти было два предателя. Вся сложность в том, что люди таежные на сто рядов перероднились и перекумовались. Поди узнай, кто здесь сват, а кто брат.

– Уходи, я пьян, я буду петь песни.

Устин пьяно запел:

– Я умру, я умру, похоронят меня.

И родные не узнают, где могилка моя…

Песню подхватили бандиты, она отпугнула сов, зверей, тянулась слезливо над тайгой.

«Черт, как я не заметил сразу, кто подал Мартюшеву знак. Как теперь отвести беду? Убрать Кошкина? Тогда надо будет доказать, за что убрали. Снять Мартюшева – насторожится Кузнецов…»

Кошкин сел рядом с Мартюшевым, но тут же между ними втиснулся Лапушкин, обнял Мартюшева Лагутин. О чем-то говорят. Немедленно собрать оружие? Но разве смогут шесть человек удержать сорок шесть бандитов? Нет. Безоружные разбегутся по тайге, там же и вооружатся. У каждого бандита есть в тайге запасная винтовка с патронами. Что же делать? Сейчас могут загреметь выстрелы, тогда… Надо убирать Кошкина. А ведь свой человек. Но убирать надо. Он по глупости хочет спасти Георгия Мартюшева. Сколько же продлится эта пьянка? Кошкин пьян. Остальные чекисты притворяются пьяными.

Устин внутренне метался, лег у входа, не спускал глаз с этих двух. Если, что, то он выстрелит в Кошкина, потом скажет, что Кошкин показался подозрительным. Но ведь…

– Черт, зачем я прикинулся пьяным? Рано, надо было еще посидеть. Но тогда бы наши не узнали, кто тот Иуда.

В балаган ввалился Лагутин. Тихо сказал:

– Кошкин рвется к Мартюшеву. Что делать?

– Надо убирать.

– Но как? Я узнал Кошкина. Это приемный сын Георгия. Пусть больше был за батрака, но считался сыном…

20

Ночь. Тихо подмигивают звезды, будто что-то хотят сказать людям. Но что? Смотрит на звезды Саломея печальными глазами, хочет у них спросить, где Устин. Неужели он стал таким подлым, что начал убивать женщин и детей? Но ведь он дал слово, что пойдет и сдастся. Не сдался. Почему?

Макар Сонин, как всегда, ночью, когда все спят, писал: «Читаю Ленина. Эко мудрущий да хитрющий мужик. Как всё повернул! А? Государственный капитализм. А ведь он же против этого капитализма, бросал мужика против буржуев в огонь и воду. Но ежели кто читал Ленина, он писал в восемнадцатом о государственном капитализме, что, мол, это будет шагом вперед и скорой победой социализма. И его политика концессий самая праведная, тоже как форма государственного капитализма. Вот давайте вместе с Лениным и помаракуем, что и почем.

Он же говорит, что политика концессий даст нам возможность получить много предприятий на уровне современного капитализма. А через несколько десятков лет эти предприятия будут наши. Кое-кто говорит, что капитализм зло, а социализм благо, это идет от незнания и непонимания современности.

Без грамотных капиталистов мы задохнемся. Мы учились у спецов военных, почему бы нам не поучиться у капиталистов? Мудро, уж куда мудрее. Капитализм и социализм начнут соревноваться, а в том соревновании нужно учиться и победить. Вот его слова: “Нам надо не бояться признать, что тут еще многому можно и должно поучиться у капиталиста…” Эко праведные слова. А недавно приезжал к нам из волости один хлюст, так тот поносил капитализм на все корки. А когда я спросил его о продналоге, тот и язык в заднее место. Ни «а», ни «бэ». Вот такой неуч и вправляет народу мозга. Ленина не читал, живет старыми байками. Не знает того, что капитализм будет помогать строить социализм.

О терроре тоже верно сказано Лениным, что всяких бандюг надо расстреливать на месте, и безоговорочно. До чего дожили, что бандиты Кузнецова стали останавливать обозы с продналогом и грабить! У нас ли только? И кто бы банду Кузнецова расхристал, тому бы я самую толстую свечу поставил. А за Устина поставил бы две. Не за упокой, а за здравие.

Пишет Ленин, что продналог – это переход от военного коммунизма к правильному социалистическому продуктообмену: “Оборот есть свобода торговли, есть капитализм. Он нам полезен в той мере, в которой поможет бороться с распыленностью мелкого производителя, а до известной степени с бюрократизмом… Страшного для пролетарской власти тут ничего нет, пока пролетариат твердо держит власть в своих руках, твердо держит в своих руках транспорт и крупную промышленность…”

Ленин все больше и больше мне приходится по нраву: мудр, смел, гибок. Готов платить капиталистам за науку. И ежели так дальше будет, то Россия скоро одыбается, скоро станет сильной страной, догонит Америку и другие страны.

А бюрократов у нас много, они плодятся, как клопы аль тараканы. Ездят к нам в хромовых сапожках, куртках, с револьверами да все ругают капитализм, кулаков, всех, кто хочет жить лучше.

Приезжал сюда Никитин, побыл три дня, все принюхивался да все присматривался. Ну и пусть его. Выступал. Говорил, что, мол, капитализм – это зло, которое стоит на пути к социализму. И пока мы это зло не уничтожим, до тех пор у нас дела не будет. Ругал нас, называл мелкими буржуйчиками. Мол, у каждого по несколько коров, коней, пашен, мол, можно, бы жить и победнее. А тогда как же Ленин? Будем жить победнее, тогда как же с сельхозналогом, кто его будет платить государству, с чего платить? Ить чем богаче мужик, тем сильнее Россия. Продналог в дело, сдал свое, а излишки продал и купил себе жнейку, молотилку, да мало ли еще что. Тут что-то не так… Дай бог сто лет жизни нашему Ленину. Умрет, то могут завернуть кишки на сто оборотов, тогда пропал мужик, захиреет Россия. Ить от лодыря много не возьмешь. А леность приходит с отречением от всего. Дать мужику надею, тогда сам черт не страшен. Ругал Никитин Устина, мол, жаль, что в свое время не смог расстрелять, теперь, мол, бандитничает, не дает жизни таежным