В чем тут дело? Я думаю, что тут искать чудесных причин не надо. Дело в том, что те христиане, которые служили в войсках, знали, что это их война, что они идут за свое дело, и сражались с удвоенным рвением, то есть они сражались не только как солдаты, но и как сторонники той партии, которую они защищали. Овладевшая их умами идея толкала на смерть, толкала, естественно, только пассионариев: инертных людей никакая идея никуда не толкает.

Идея защиты язычества никого никуда не толкала, а были очень талантливые люди, которые защищали язычество, – философы Плотин, Порфирий, Ипатия, Прокл, Либаний, Ямвлих. Все они по таланту были ничуть не ниже, чем гностики и Отцы Церкви.

Но в отличие от их идей новые идеи сплотили пассионарных людей, стали символом пассионарности, пока на них не обращали внимания. Мученики и фанатики, пассионарность которых была в «перегреве», собрали вокруг себя умеренных пассионариев и победили. Константин, не ставший христианином, тем не менее позволил своим детям креститься, и христиане оказались во главе империи.

Удивительно, не правда ли? Победа была одержана через гибель! Однако если мы описываем феномен непредвзято, то мы другого ничего сказать не можем. Вот так и было, наше дело найти этому истолкование. Сколько времени просуществовал этот этнос, сложившийся из христианских общин? Очень долго! Появился он как субэтнос во II в., то есть был тогда исторически зафиксирован, и к IV в. сформировался в этнос, который мы называем византийским, а кончился он с падением Константинополя в 1453 г. Остались маленькие реликты: в самом Константинополе жители квартала Фанар – фанариоты – потомки византийцев, существовали до XIX в.; какие-то островки в горах Греции, в Пелопоннесе, в Малой Азии некоторое время сохранялись. То есть византийцы прошли весь 1200-летний период настоящей этнической истории.

В древности Аравию населяли разные народы, по легенде, происходившие от Измаила – сына Агари, наложницы Авраама, который в XVIII в. до н. э. эту Агарь вместе с сыном по наущению своей жены Сарры выгнал в пустыню. Измаил нашел воду, а раз он нашел воду, то и мать напоил, и сам спасся, и пошел от него народ, «арабы», хотя они сами себя так еще не называли[83]. Арабы долгое время очень плохо относились к своим иудейским соседям, помня, что дети Сарры воспользовались всем наследством отца, а дети несчастного Измаила были изгнаны в пустыню. И жили арабы в этой пустыне с XVIII в. до н. э. (так датируется Авраам) до VII в. н. э. тихо, спокойно, никому не досаждая. Такова общеизвестная библейская легенда. На самом деле было много сложнее.

Аравия по физико-географическим параметрам делится на три части. Во-первых, берег вдоль Красного моря – это Каменистая Аравия. Там довольно много источников, у каждого источника оазис, а около оазиса город, пусть небольшой, но финиковые пальмы растут – люди питаются, скот гоняют, трава есть.

Арабы там жили довольно бедно, но имели возможность подработать, потому что караваны из Византии в Индию ходили через Каменистую Аравию и они нанимались караванщиками или становились трактирщиками в караван-сараях, торговали. Финики и свежую воду продавали караванщикам по повышенным ценам. Те платили, потому что деваться было некуда. Бедность своих природных условий арабы компенсировали повышением цен на товары, и все шло довольно благополучно. Жили они и деньги наживали.

Большая часть Аравии – это пустыня, но пустыня не в нашем смысле. Когда настоящие арабы увидели нашу среднеазиатскую пустыню, они ахнули и сказали, что такой пустыни они даже и вообразить себе не могли. Пустыня у них – такая земля, где не сплошной травяной покров, а кустик от кустика отделен сухой землей, то есть, как мы бы сказали, сухая степь. Кроме того, с трех сторон море, так что все-таки дожди выпадают, воздух довольно влажный. Верблюдов гонять можно сколько угодно, да и не только верблюдов (но они главным образом ездили на верблюдах и на ослах). Торопиться им было некуда, и жили они там очень спокойно. Войны у них, правда, были, но чрезвычайно гуманные.

Например, одна война между двумя племенами случилась из-за верблюдицы, наступившей на гнездо перепелки и раздавившей птенцов. Араб, хозяин земли, где было гнездо, отомстил за птенцов и ранил верблюдицу стрелой в вымя, а хозяин верблюдицы убил его ножом в спину. Племя не выдало убийцу, и родственники убитого начали войну. Война эта продолжалась лет 30 или 40, и за все время было не то два, не то три человека убитых [101, т. 1, с. 2–3]. Вот в таком спокойном состоянии они и жили.

При этом у них культура была оригинальная, поэзия очень большая. У нас, например, в нашей русской поэзии, существует пять поэтических размеров – ямб, хорей, анапест, амфибрахий и дактиль, а у арабов – 27, потому что верблюд идет разным аллюром и для того, чтобы приспособиться к тряске, надо про себя читать стихи в такт тряске, отсюда 27 различных размеров. Представьте, едет араб по пустыне и сочиняет стихи и тут же их исполняет. Полезное занятие для кочевника. Конечно, поэзия у них была не такая, чтобы ее записывать или запоминать, годилась она только к случаю.

И наконец, на самом юге Аравии располагалась Счастливая Аравия – Йемен. Это был почти тропический сад, там рос кофе-мокко, который потом перевезли в Бразилию, где он прижился, но стал хуже. Настоящий, самый лучший в мире кофе в Йемене, и арабы его пили с большим удовольствием. Жили они в этом тропическом саду, процветали и ничего не хотели бы, если бы у них не было соседей. Увы, соседи у них были. С одной стороны, абиссинцы, которые их все время старались завоевать, а с другой стороны, персы, которые выгоняли абиссинцев из Аравии обратно в Африку. Война эта была страшно кровопролитна, пленных не брали, и воевали не арабы, а абиссинцы с персами. Сами арабы старались жить мирно, только иногда грабили отдельных путников или друг друга. Но последнее бывало редко, потому что у них была в обычае семейная взаимовыручка: если ограбят человека, то весь его род вступится за него и грабителю худо будет. Побаивались. А вот чужих можно.

Иногда они нанимались в войска или персидских шахов, или византийских императоров, и их брали, но платили немного, потому что они были малобоеспособны. Их использовали как иррегулярные войска для каких-нибудь отдельных маневров, например забросить в тыл противника или для разведки; в боевые линии их не ставили, потому что они были очень нестойки и трусливы. Убегали! А зачем им действительно было гибнуть за чужое дело, с какой стати? Деньги заработать – да, а чтобы за это убили – кому надо? Рассуждение вроде разумное.

Но во второй половине VI в. у арабов вдруг появилась плеяда поэтов [101, т. 1, с. 43–46]. Должен сказать, что, по моим наблюдениям, стихи писать очень трудно, и тот гонорар, который платят поэтам за хорошие стихи, никак не окупает их труда. Тем не менее они пишут, и даже без гонорара, потому что у них внутри какой-то пропеллер крутится и заставляет писать стихи, чтобы выразить себя. Что это за пропеллер? Это-то и надо узнать!