стороны на кладбище. Я осторожно огляделась, надеясь, что система видеонаблюдения тоже отключилась, когда отключилось электричество, прежде чем метнуться между могилами семей к приземистому каменному зданию в центре огороженного пространства.

Склеп был точно таким, каким я его помнила, с каменной статуей плачущего ангела, склонившегося над дверным проемом. Его крыло было вытянуто вперед, образуя небольшую арку, под которой я стояла, протянув руку, чтобы провести пальцами по кольцу замочных скважин, вделанных в каменную дверь.

Я знала, где чей. Замки, соответствующие ключам четырех мальчиков, окружали мой собственный в центре.

Я сняла ключ с шеи и медленно вставила его в замок, и мое сердце бешено заколотилось, пока я вставляла его на место и сопротивлялась желанию повернуть. Мое дыхание участилось, пока я стояла там, чувствуя, каким твердым был камень, оценивая тот факт, что он все еще был здесь, а наши секреты все еще были скрыты внутри. И, в частности, один секрет, на который я собиралась заявить права, чтобы отомстить парням, которые уничтожили меня.

Это даже больше не было похоже на выбор. А скорее на отчаянную мольбу моего сердца о возмездии за то, что они у меня украли, прежде чем я могла хотя бы подумать о попытке обрести счастье снова.

На самом деле, я была уверена, что ничего из этого не найду.

Но, возможно, я смогу обрести немного покоя, если смогу заставить их страдать так же, как они заставили страдать меня. И, возможно, этого будет достаточно.

Я обыскал весь Сансет-Коув, прежде чем, наконец, нашел свою машину, припаркованную на обочине возле «Игровой Площадки Грешников». Кто-то бросил на капот три рожка мороженого, которые в данный момент разрывали чайки, оставляя царапины на моем чертовом новом лакокрасочном покрытии. И под «кто-то» я подразумевал Роуг. А бросив взгляд на сомнительного вида продавца мороженого на соседней улице, который провожал меня взглядом, и подумал на него тоже.

Я даже не стал пытаться прогнать птиц и побежал вниз по пляжу к пирсу. Я просто почувствовал облегчение от того, что она еще не уехала из города. Хотя, возможно, это была слабая надежда — думать, что она, возможно, не планирует уезжать. Может, она бросила мою машину и нашла себе новую где-нибудь на набережной, но чутье подсказывало мне, что она в нашем старом месте. И я должен был ее увидеть. Я не знал, смогу ли убедить ее остаться, потому что я не мог стереть из памяти все дерьмовые вещи, которые произошли с ней из-за нас. Но я, блядь, попытаюсь.

Я взобрался по балке на перила пирса, перекинул ногу и спрыгнул в парк. Я бродил между старыми магазинами, казино, заглядывая в витрины, чтобы убедиться, что ее там нет. Мое сердце билось в груди, как дикий зверь, и я знал, что оно не успокоится, пока я не найду ее. Пожалуйста, будь здесь, красотка.

— Роуг! — Позвал я, решив, что если она захочет убежать от меня, то я все равно ее не остановлю.

Но, может быть, если она узнает, что я здесь, я смогу убедить ее поговорить со мной. Убедить ее, что… черт, я даже не знаю в чем. Что я не был мудаком? Я был им. Что я не хотел, чтобы с ней случилось все это дерьмо? Ну, блядь, да, но кому от этого станет легче? Она была права. Когда мы изгнали ее из Сансет-Коув, не было ни единого шанса, что она окажется где-нибудь в хорошем месте. Но остаться было равносильно смерти. И мы хотели, чтобы это было временно. Она не должна была убегать. Мы должны были связаться с ней, найти ее. Но когда мы попытались… черт, сейчас мне даже думать об этом не хочется. Суть в том, что Лютер убил бы ее, если бы мы прибежали к ней слишком рано. А когда мы, наконец, начали поиски, было уже слишком поздно. Она уже исчезла.

— Роуг! — Заорал я, спугнув стаю чаек, которые с возмущенным криком взлетели в небо с вершины зала игровых автоматов.

— Иди домой, Джей-Джей! — раздался ее ответ, и из моих легких вырвался воздух. Она не ушла. Она была здесь. И мое сердце забилось сильнее, подталкивая меня к ней.

Я двинулся через лабиринт старых аттракционов, ища ее среди них. — Где ты? — Зарычал я, отчаянно пытаясь увидеть ее.

— Я призрак, помнишь? — с горечью спросила она.

— Ты не умерла, — прорычал я, обходя бамперки (Прим.: Сленг. Машинки с бамперами для сталкивания — аттракцион) и ища ее в каждой машинке. — Если ты выйдешь сюда, я покажу тебе, насколько ты реальна.

— Ветер живой, Джей? — ответила она, и теперь ее голос доносился откуда-то впереди меня. Я успел заметить загорелую ногу, прежде чем она скрылась за старой тележкой со сладостями, и побежал за ней трусцой. — Ветер может двигаться и завывать, и ты можешь чувствовать его на своей коже, но он все равно всего лишь призрак. Как и я.

— Прекрати, — прорычал я, забегая за следующий угол и обнаруживая ее сидящей на золотой лошадке на старой карусели. Ее волосы развевались на ветру, а маленькая собачка послушно сидела у ее ног, благочестивый последователь этой душераздирающе прекрасной богини. Точно такой же, каким был я.

Ее глаза были красными, но, похоже, слезы давно высохли. Я не думал, что она когда-либо выглядела так пленительно, как сейчас, с размазанной тушью и горящими силой глазами. Улыбка не шла ни в какое сравнение с тем глубоким и бескрайним океаном, который жил в ее взгляде. Даже такая совершенная, как у нее.

Я подошел к ней и посмотрел на нее, сидящую на лошади, а она нетерпеливо взглянула на меня, словно все, что я скажу, будет пустой тратой времени. И, наверное, она была права.

— Я знаю, что мои извинения бесполезны, — мрачно сказал я, протягивая руку, чтобы схватить ее за икру, и ее горло дернулось, когда она посмотрела на меня. — И я здесь не для того, чтобы тащить тебя домой.

— Тогда зачем ты здесь, Джонни Джеймс? — ледяным тоном спросила она, вырывая ногу из моей хватки, и Дворняга вскочил, зарычав на меня, словно получил безмолвное сообщение от своей хозяйки, что она не хочет, чтобы я был здесь.

Я поднялся на карусель, засовывая руки в карманы и качая головой. — Потому что когда-то давно я последовал бы за тобой куда угодно. А потом я потерял тебя, и теперь… Наверное, я сделал то, чего