дружбы людей порядочных», в то же время отмечал, что «он не пренебрегал знакомством и милостью людей знатных и особенно сильных. Умел он сойтись и с гнусным Магницким, и с сумасбродным Руничем, и с глупым Кавелиным, познакомился с лицами, окружавшими Аракчеева, пролез и к нему самому» (Греч. С. 667–668).

104

Вставка В. Е. Якушкина.

105

По мнению Н. И. Греча, у Корниловича «была страсть знакомиться и бывать в знатных домах, в кругу блистательной аристократии, у графини Лаваль, у Лебцельтерна (австрийского посланника) и пр.» (Греч. С. 509–510).

106

Вставка В. Е. Якушкина.

107

В письме к брату Михаилу от 4 января 1832 г. Корнилович писал: «Если будешь в Петербурге, постарайся познакомиться с Семеном Никол[аевичем] Корсаковым. Из всех наших ученых (я почти всех их знал), говорю решительно, он имеет самые основательные сведения в русской статистике и за пояс заткнет всех Германов и Арсеньевых с братиею. <…> Я с ним некогда жил очень хорошо и надеюсь, что, невзирая на мое несчастие, звание моего брата доставит тебе радушный прием в его доме» (Корнилович А. О. Сочинения и письма. М.; Л., 1957. С. 307).

108

Во время следствия по делу декабристов слова из письма Булгарина («тайно буду любить тебя») вызвали подозрение в причастности Булгарина к тайному обществу. 29 декабря 1825 г. Корнилович дал показания: «Я рассорился с Булгариным, он и говорит в своей записке, что явно мы будем в ссоре, но он не перестанет любить меня» (Восстание декабристов: документы. Т. 12. С. 328).

109

Имеется в виду Министерство духовных дел и народного просвещения.

110

господствующие (фр.).

111

Карамзин был высокого мнения об античных историках. Он писал: «Доселе древние служат нам образцами. Никто не превзошел Ливия в красоте повествования, Тацита в силе: вот главное!» (Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1989. Т. 1. С. 19). При этом он, правда, отмечал их слабые стороны: «Не будем суеверны в нашем высоком понятии о дееписаниях древности. Если исключить из бессмертного творения Фукидидова вымышленные речи, что останется? голый рассказ о междоусобии греческих городов: толпы злодействуют, режутся за честь Афин или Спарты как у нас за честь Мономахова или Олегова Дому. Не много разности, если забудем, что сии полу-тигры изъяснялись языком Гомера, имели Софокловы трагедии и статуи Фидиасовы. Глубокомысленный живописец Тацит всегда ли представляет нам великое, разительное? С умилением смотрим на Агриппину, несущую пепел Германика; с жалостию на рассеянные в лесу кости и доспехи легиона Варова; с ужасом на кровавый пир неистовых римлян, освещаемых пламенем Капитолия; с омерзением на чудовище тиранства, пожирающее остатки республиканских добродетелей в столице мира: но скучные тяжбы городов о праве иметь жреца в том или другом храме и сухой некролог римских чиновников занимают много листов в Таците» (Там же. С. 16).

112

Товарищество шубравцев (1816–1822; шубравец по-польски – плут, пройдоха) – объединение преподавателей Виленского университета, регулярно собиравшихся и в шутовской форме высмеивавших пороки польской шляхты (пьянство, увлечение картами, сутяжничество, суеверия и т. п.). Органом его была сатирическая газета «Wiadomośći brukowe» («Уличные известия»). О шубравцах см.: Бархатцев С. Из истории Виленского учебного округа // Русский архив. 1874. № 5. С. 1177–1189; Skwarczyński Z. Kazimierz Kontrym; Towarzystwo Szubrawców: dwa studia. Łódź; Wrocław, 1961. Об участии Булгарина в обществе, в которое он был принят в 1819 г., см.: Skwarczyński Z. Tadeusz Bułharyn a wileńskie Towarzystwo Szubrawców. Łódź, 1963.

113

Рецензия Лелевеля печаталась с конца 1822 г. по 1824 г.: Лелевель И. Рассмотрение «Истории государства Российского» г. Карамзина / Пер. с польск. // СА. 1822. № 23. С. 402–434; 1823. № 19. С. 52–80; № 20. С. 147–160; № 22. С. 287–297; 1824. № 1. С. 41–57; № 2. С. 91–103; № 3. С. 163–172; № 15. С. 132–143; № 16. С. 187–195; № 19. С. 47–53.

114

Булгарин писал тогда повесть «Освобождение Трембовли: историческое происшествие XVII ст.» (Полярная звезда <…> на 1823 год. СПб., 1823. С. 57–80) и исторический очерк «Марина Мнишех, супруга Димитрия Самозванца» (СА. 1824. № 1. С. 1–13; № 2. С. 59–73; № 20. С. 55–77; № 21/22. С. 111–137). В повести речь шла о вошедшем в Польше в легенду подвиге Анны Дороты Хшановской, жены командира небольшого гарнизона крепости в Трембовле капитана Хшановского, в 1675 г., во время Турецко-польской войны. В трудный момент, когда в крепости возникла нехватка продовольствия и воды и муж решил сдать крепость, она пригрозила покончить с собой, если он сделает это. Решимость Хшановской подняла боевой дух поляков, и они продолжали сражаться. В результате турки прекратили осаду. Булгарин так и не выяснил настоящее имя Хшановской, и в повести она фигурирует как Элеонора.

115

Речь идет о начале публикации рецензии Лелевеля в № 23 СА за 1822 г. Она предварялась обширным предисловием «К читателям от издателя Северного архива». Булгарин писал: «Знаменитому писателю должно быть приятно иметь критиком известного ученостию мужа. Слава Корнеля не только не затмилась от строгого суда Волтерова, но, напротив того, под защитою разборчивого мнения сделалась неприкосновенною для критиков недозрелых. Каждый отличный писатель, без сомнения, должен желать себе основательного критика, но признаюсь, что прискорбно и огорчительно видеть достойного и заслуженного литератора, обременяемого пристрастными суждениями людей, старающихся помрачить блеск его творений. Давно ожидали, чтоб истинные ученые и знатоки исторических наук занялись рассмотрением трудов Н. М. Карамзина. Ныне г. Лелевель предпринял сей подвиг и, по благосклонности своей к издаваемому нами журналу, избрал оный для помещения своего разбора на все доныне вышедшие томы Российской Истории. Мы будем помещать сей разбор в “Северном архиве” на 1823 год. – Польская словесность и отличные в оной писатели весьма мало известны российской публике; по сей причине и поставляем мы себе долгом познакомить наших читателей с г. Лелевелем и с учеными его трудами. Г. Лелевель бесспорно принадлежит к числу отличнейших историков в Европе и столько же приносит чести своему отечеству, сколько сам уважаем своими согражданами. Он родился в Варшаве около 1785 года и начал упражняться в науках под руководством покойного Фаддея Чацкого, мужа истинно ученого, великодушного покровителя наук и любителей оных. Г. Лелевель был в продолжение некоторого времени учителем истории в устроенной Чацким Кременецкой гимназии, а оттуда вызван Виленским университетом для преподавания там сей науки,