годы после создания ансамбля Александринского театра. Уже не легкие пролетки, сдерживая свой бег, останавливаются на площади, а тяжелые автобусы проезжают мимо подъезда библиотеки и здания театра. Озадаченные делами и домашними заботами горожане спешат по тротуару нахоженными путями. У каждого свои проблемы, свои интересы. Им недосуг любоваться величием окружающих зданий. До самого вечера не иссякают людские ручьи, текущие в присутственные места, в библиотеку, в театральные кассы, в расположенные неподалеку магазины. Торопятся люди. Нет у них лишней минуты, чтобы задержаться и оглянуться вокруг.

Но приходят на площадь и другие, те, кто стремился сюда, как на долгожднное свидание. Приходят в одиночку, чаще группами, ведомыми экскурсоводами. Это, главным образом, приезжие, давно мечтавшие увидеть прославленную рукотворную красоту. Их сразу можно отличить по тому, как старательно они выбирают удобную точку обзора.

Старый цветочный ковер давно превратился в сквер с большими пышными деревьями. В центре его поднялся тяжелый, разлапистый памятник Екатерине II и закрыл фасад театра со стороны Невского.

Некогда сиявший бронзой на солнце Аполлон укрыт сейчас тусклой вуалью черного лака, а само здание, наоборот, перекрасили в желтый цвет. Тем самым нарушили тональное единство площади, и театр «выпал» из общего ансамбля.

Рядом с библиотечным корпусом Росси в конце XIX столетия пристроили еще одно здание книгохранилища, «задавившее» творение великого зодчего. Случайные, несогласованные меж собой эклектичные дома поднялись по обеим сторонам театра. В желтый цвет перекрасили Театральную улицу. Осталось без скульптурного убранства здание с арками в начале улицы Ломоносова. Так и не поднялся задуманный архитектором корпус на северном углу площади Чернышева и набережной Фонтанки. Многое утратило великолепное творение Карла Росси, но по-прежнему потрясает величием замысла и воплощения.

Налюбовавшись вдоволь небольшими и вместе с тем монументальными павильонами, сурово-величественным зданием библиотеки, торжественным объемом театра, поклонники красоты спешат на Театральную улицу, чтобы замереть в восторженном удивлении от совершенства форм и благородства пропорций. Здесь слились воедино неповторимый талант зодчего и мастерство исполнителей…

Замыслив ансамбль улицы, который своей красотой и величавостью должен был превзойти созданное его современниками, Карл Иванович даже не предполагал, что прокладывает себе путь в будущее. В октябре 1923 года ясную и радостную улицу назвали именем зодчего Росси. Оставили навечно жить в памяти потомков имя того, кто придал Петербургу «строгий, стройный вид…».

В отставке

I

Свобода-несвобода, несвободная свобода. Бывают такие словосочетания. Это когда человек объявлен свободным, независимым, но каждая его поездка или каждое предпринятое им дело можно совершить только с чьего-то разрешения или ведома.

Даже уволенный в отставку, Карл Росси равно лишен возможности жить по собственному усмотрению. Папка его формулярного списка пухнет от постоянных прошений на поездки к жене в Ревель.

7 апреля 1833 года вице-президент Кабинета Н. Селявин докладывает министру двора П. Волконскому: «Архитектор Росси сего числа показывал лично мне письмо, полученное им из Ревеля от жены его, которая с прошедшей весны там находится с детьми своими в ожидании его определить их в тамошнюю гимназию. Нынче бывши в болезненном положении просит его со слезами прибыть к ней для сказанного предмета хотя на самое короткое время».

Причины столь долгого отсутствия Софьи Андреевны в Петербурге сегодня неизвестны. Можно только высказывать предположения. Например, решено было вывезти детей на лето из Петербурга, а потом госпожа Росси задержалась в связи с предстоящими родами (27 декабря 1832 года на свет появилась Екатерина Росси). Может быть, что-то случилось с родителями Софьи Андреевны и она поспешила на родину, забрав детей. Не исключено, что причина в постоянном отсутствии денег в семье, а жизнь в Ревеле, где два собственных домика, намного дешевле, чем в столице. Во всяком случае, поводом для отъезда могли стать и все предположения, вместе взятые и каждое в отдельности.

С Карлом Ивановичем остался старший сын Александр. В декабре 1833 года ему предстояло сдавать в Академию художеств экзамен по архитектуре профессору К. Тону. А пока он заканчивал отчетные чертежи по театру и окружающим его строениям. Отец учит его по той же методе, по какой некогда сам постигал архитектурную науку у требовательного Бренны. И мальчик успешно справляется с уроками. Не должны прерывать учебу и дети, отъехавшие с матерью. Вот почему их следует срочно определить в тамошнюю гимназию.

Для свободного человека подобные заботы не требуют больших усилий, но для уволенного в отставку Росси они сопряжены с хлопотами и перепиской. Наконец 10 августа министр двора милостиво разрешает отлучку на двадцать восемь дней. Архитектор получает свидетельство с красной сургучной печатью.

25 сентября недомогающий Росси просит из Ревеля продлить ему отпуск еще на двадцать дней. Однако разрешение дано только на неделю. Приходится неизвестно для чего возвращаться в Петербург. Через месяц он снова подает прошение об отъезде к семье. 2 ноября разрешение дано. Нескончаемая переписка, волнения, разъезды не способствуют «излечению расстроенного здоровья», на чем так заботливо настаивал император.

18 апреля 1834 года на стол министра двора ложится очередная просьба архитектора об отпуске на пять месяцев в Ревель. В этот год в семье Росси родился мальчик Николай.

5 февраля 1835 года разрешен отъезд в Ревель до 1 мая с условием, что зодчий подготовит там чертежи и планы переделки левого корпуса Театральной улицы под нужды театральной школы.

24 июля 1835 года архитектор подает очередной рапорт: «…проживая здесь в столице врозь от семейства моего, находящегося в Ревеле, я должен был нести двойные расходы содержания моего и сим расстроил состояние мое. Для приведения в порядок домашних дел моих я осмеливаюсь покорнейше просить… уволить меня в отпуск в город Ревель на все зимнее время до весны будущего 1836 года». Странное положение: человек, отошедший от дел, пребывающий в отставке, бесцельно проживает в Петербурге и каждый раз просит милостивого разрешения на свидание с семьей. Даже князь С. Гагарин, временно заменивший умершего Селявина, осознает необычность ситуации. Князь обращается к министру двора: «Архитектор, коллежский советник Росси просит об увольнении его в Ревель… Испрашивая на сие разрешение, Вашего Сиятельства, имею честь присовокупить, что архитектор Росси по высочайшему повелению… уволен от всех занятий по строениям». Князь Волконский, недолго раздумывая, накладывает резолюцию: «Уволен, ибо он в должности больше не состоит, а притом спросить у него, где проект плана для театральной школы, им деланный…» Ну как тут не вспомнить мудрую мысль некоего начальника из «Повести о капитане Копейкине»: «…не было еще примера, чтобы у нас в России человек, приносивший, относительно, так сказать, услуги отечеству был оставлен без призрения». А касательно того, что «расстроил состояние свое», то, как говорил все тот же мудрый начальник, «ищите сами себе средства, старайтесь сами себе помочь…».

Шестидесятилетний без года Росси ищет настойчиво и постоянно. Поиски доводят до того,